Все статьи на QRZ.RU Экспорт статей с сервера QRZ.RU Все статьи
категории "HAM Юмор"
Темная, глубокая ночь, воцарилась на острове. Поутихло пение многих ночных птиц,
только филин, периодически нарушал тишину, неприятным моторошным криком.
Иногда, из глубины острова, доносились непонятные и приглушенные звуки, похожие на
плачь маленького ребенка. А так как мы являлись радиолюбителями, а не зоологами, то и
объяснить какая это птица или что-то еще, издает в глуши озёр и болот такие жуткие
звуки, определённо не могли. Может это и смешно, но нам тогда было по 16-17 лет, и
никто бы ночью не пошел в глубь острова, даже если бы там находился какой-нибудь клад
или «кенвуд».
Даже в сортир и то, лишний раз, вылазить не хотелось. Днем ничего, а
ночью восприятие совершенно изменяется. Наверное, надо прожить не один месяц в
лесной глухомани, чтобы полностью привыкнуть к звукам ночного леса. Пока сидишь у
костра или беседуем в шалаше, то и не замечаешь; но вот проснешься среди ночи, попить
воды, например, как вдруг зловеще завоет сыч или громко закричит филин, а что хуже –
донесется из глубин острова, этот жуткий, похожий на человеческий, плачь. Тогда от
головы и до самых пят, пробегают по телу неприятные «мурашки», а спина вздрагивает и
кажется, что она покрывается плотной «гусиной кожей» с липким и холодным потом.
Еще было страшно, когда за стенкой нашего шалаша стали слышны шаркающие по
прошлогодним листьям в траве, осторожные человеческие шаги. Виталий меня разбудил и
шепотом сказал: «слушай». Я прислушался и отчетливо услышал: шур-шур, шур-шур.…
Прямо-таки шаги, как крадется кто-то, постоит, насторожится, а потом опять, шур-шур,
шур-шур. Виталий взял тесак, а я фонарь, и, резко открыв дверь, мы увидели как в
нескольких метрах от шалаша, испугавшись света, лежит, свернувшись в клубочек,
большой серый ежик. Говорят, что ежи ловят мышей, однако я не знаю, как это у них
получатся, потому что когда ёж бегает по листьям, то получается звук, ну точно как шаги
человека.
- Что это? – прошептал Ярослав, затаив дыхание.
- Кричит кто-то, - также шепотом ответил я.
- Что за чертовщина, кто же здесь, ночью, будет кричать, - сказал Виталий и потянулся к тумблеру, подвешенному на крючке.
- Ты что! Не включай свет! – резко одернул его Ярослав. - Хочешь, чтобы нас сразу заметили!
- А мы, пока, не от кого и не прячемся, - ответил Виталий, но освещение зажигать не стал.
- А знаешь, Виталя, ведь здесь то и днем, кричать вообще-то, некому, - негромко произнес я.
- Гм.… Не знаю, даже что и думать, - сказал Виталий, - а почему же он снова не кричит? Может это птица такая, или зверь, как то, что детским голосом стонет.
- Н-не знаю, - ответил я, не уверено.
- А может, это охотники заблудились? – с надеждой предположил Ярослав.
- Какие охотники? Охотники по ночам не шастают.
И правда, чертовщина какая-то, - повторил Виталий, и нам стало совсем уж не по себе.
– То-то, Петька, должно быть в штаны наложил, - продолжил он, уверенно. – Что, Петька, страшно тебе?
Но Петька, почему-то, не отвечал. «Неужели спит?» - удивился Виталий, и двинул ногою в сторону Петькиной лежанки. Нога свободно преодолела ничем не занятое пространство
и уперлась в камышовую стену шалаша, глухо стукнув.
- Эй, Петька, не балуй! – тревожно крикнул Виталий. - Ты куда, паршивец, спрятался?!
- Пацаны, - сказал я, и у меня в голове мелькнула страшная догадка, - это он кричал, включай, Виталя, свет!
Виталий включил свет и мы увидели, что действительно, Петьки нет в шалаше.
А что же Петька? Сначала он безуспешно тряс мокрый и грязный фонарь, в надежде что
тот, после купания в болоте, может и заработает. Но фонарь не работал.
«Ну и чёрт с ним!» - подумал Петька, и стал шарить в грязи, пытаясь нащупать оставшийся в глубине
черной жижи, соскочивший с ноги плохо зашнурованный кроссовок.
«Неужели засосало?!» - забеспокоился он, ничего не обнаружив, хотя и засунул руку в грязь по
самое плечо. Вдруг что-то резко кольнуло в ногу, сначала в одну, потом во вторую.
Ощущение было острое, похожее на то, когда берут кровь с пальца, прокалывая кожу
медицинской иглой. Петька, увязший в болотце повыше колен, в панике задергался, так
как болючие укусы в ноги, следовали один за другим. Но пока он искал кроссовок, то
погрузился еще глубже и уже никак не мог вытащить из грязи ни одну, ни другую ногу.
Осознав свое положение, Петька, оторопев от страха, громко закричал и стал, размахивая
руками, хвататься за растущие вокруг болотные камыши, вырывая их с корнем. После
нескольких попыток, ему, наконец, удалось ухватиться за толстую охапку, и,
поднатужившись, вытянуть увязшие ноги. Затем, проваливаясь в грязь по колена, он
вскоре выбрался на сушу.
Тем временем, мы покинули шалаш и, освещая поляну запасным фонарем, стали звать Петьку. На наше счастье, сразу услышали ответ.
- Я здесь! Здесь я-я-я! – кричал Петька, где-то из чащоб.
- Что-о-о случи-и-лось? - прокричал Ярослав.
- Застря-я-л! Застрял я! – послышалось в ответ.
- По-до-жди! Сейчас идём! – крикнул Виталий,
и прорубая тесаком заросли, мы пошли в сторону Петькиного голоса. Вскоре, нашли Петьку, приблизительно в
метрах семидесяти от поляны, как раз возле болотца. Когда все выбрались на поляну, Виталий включил стационарное освещение лагеря. При
свете мощного фонаря, мы с изумлением смотрели на мокрого и с головы до пят вымазанного в грязь, нерадивого Петьку.
«Ну и ну!» - произнес Ярослав, и даже присвистнул от впечатления.
Действительно, вид у Петьки был даже еще более впечатляющий, чем тогда, когда перевернулась лодка и покусали пиявки. Если бы его
ночью увидел какой-нибудь, например, охотник, тогда скорее всего, не сомневаясь в
существовании потусторонних сил, пальнул из ружья и сказал бы что подстрелил чёрта.
Петька сидел на траве и чрезвычайно подавленный случившимся, молча чесал покусанные
болотными жучками ноги и искусанное злыми комарами туловище.
- Ну что ты, Петька, сидишь? - сочувственно сказал я, - пойдем к озеру, обмоешься, а я присвечу.
- А с этим, что делать? – несмело спросил он, указывая на валяющийся в траве, грязный кроссовок.
- С этим? – переспросил я, и задумался.
- Давай зашвырнем в озеро! – злорадно усмехаясь, предложил Виталий.
- Зачем в озеро? – немного подумав, ответил я. - Пусть лучше Петька постирает, а там как знать, может и получиться отыскать второй; и потом, зачем зря озеро захламлять?
Лучше спалим. - И кто же это, будет искать его в болоте? – удивленно спросил Виталий, - бросить в огонь и точка!
Что, Петька, допрыгался?! Вот есть, все же, справедливость на белом свете. А я думал, что ты только наше имущество портить горазд. Ан нет! Может
теперь уж и поумнеешь!
- А ты, Виталя, не радуйся, - сказал Ярослав, рассудительно, - он сначала испортит побольше всего у нас, а только потом навредит и себе.
- Я вот ему наврежу! Наврежу! – опять разозлился Виталий. – Хорошо, что я уже спалил испорченные кеды. Вот так тебе, Петька, и надо! Ха, ха!
Будешь теперь босиком шастать, и пусть тебя грызут комары за пятки!
- Меня и так уже загрызли, - буркнул невеселый Петька, - и комары, и болотные твари!
Пошли, Валера, к озеру, посветишь дорогу, а то страх как чешется всё.
- Пошли – согласился я, - это тебя, наверное, жучки покусали, я знаю, есть такие – в муляке живут. Не везде, правда, но когда-то и меня покусали также, мы тогда в пересохшем озерце карасей ловили, руками.
- И много наловили? – спросил Ярослав, пока Петька мылся.
- Да так, не много, - ответил я. – Озерцо было не мелкое и карась глубоко зарылся. А вот Павел Васильевич, однажды, целый мешок накопал. Он мне на рыбалке рассказывал.
- Как накопал? – не понял Ярослав.
- А так.
Послали его по работе, на недельку, в командировку. В какой город уже не
помню, но где-то здесь, на Украине. Ну, он там делал свои дела, а после обеда, часика
в два-три, был уже свободен. Городок тот небольшой, чуть больше поселка, и
неподалеку находился лесок и озера, правда, все мелкие и заросшие. Павел
Васильевич был заядлый рыбак и очень любил посидеть с удочками в тихом и
спокойном месте.
Поэтому, купив в местном магазине леску и крючки, отправился в
сторону озер, в надежде с интересом провести оставшееся время. Там он вырезал
небольшую палку, нацепил снасти и пошел разыскивать место. Но озёра были и так
очень мелкие, а еще стояла длительная жара и они совсем пересохли, а в некоторых
даже и земля потрескалась. Ходил-ходил, но ничего не нашел. Разочаровался, бросил
палку, и снасти назад смотал. Вдруг видит: мужик идет, с лопатой и мешком. И так
каждый день, что не прогуливается Павел Васильевич, то и видит мужик ходит.
«Ну, думаю, куда же это он ходит» - рассказывал Павел Васильевич. Подошел, спросил на
обратном пути. А тот ему отвечает: «Рыбу ловлю!» и показует мешок, а там полно
жирных грязных карасей. В общем, познакомились они, взял Павел Васильевич вина,
посидели, покалякали и договорились на следующий день встретиться. На
следующий день, выпросил Павел Васильевич у завхоза общежития, где ему на время
командировки дали комнату - мешок и лопату. Встретились с мужиком, и пошли
рыбу ловить. Подходят, значит, к месту, видят - течет небольшой ручеек, но через
десяток метров заканчивается, остаётся только потресканное пересохшее русло, пару
метров в ширину и пятнадцать-двадцать в длину. Короче, достают они лопаты – и
давай копать! Почти мешок рыбы к вечеру накопали. А караси живые, только вялые
такие, малоподвижные.
- Ясное дело, вялые – согласился Ярослав, - толи дело в воде, а толи в муляке.
- Так ты представляешь, - продолжил я, - не просто в муляке, а под пересохшей коркой! И хотя глубже, идёт мокрая грязь, а всё равно, удивительно это, какой же живучий всё-таки карась!
Петька уже обмылся, и мы пошли к шалашу, досыпать оставшуюся ночь.
Из-за такой сумбурной ночи, проснулась вся наша кампания не ранее 9 часов утра. По
обыкновению, полезли в озеро, чтобы подбодриться и разогнать остатки утреннего сна.
Потом разожгли костер и досушили еще мокрый после стирки, одинокий Петькин
кроссовок. В этот раз на Петьку не особо сердились, но зато постоянно подкалывали,
называя то одноногим Сильвером, то старшим помощником обЛомом.
Одноногим Сильвером, Петьку назвал Ярослав, когда тот обул высохший кроссовок, а
вместо утерянного второго – намотал на босую ногу кусок брезента и перевязал веревкой,
чтобы не сползал. А Виталий выдвинул предположение, что эта наша экспедиция –
похожая на экспедицию яхты «Беда», но только гораздо хуже, так как яхте не повезло
только потому, что отпали буквы «ПО», а мы же обречены на фатальное невезение, так
как взяли с собою Петьку. Поэтому Виталий и называл его «старшим помощником
обЛомом».
Да! Сегодня у нас тяжелый день. Планируем найти трансивер и поднять аккумулятор. Но
сначала нужно построить плот. Плот мы решили строить побольше и помощнее, потому
что интересно было сплавать на соседние островки, и по возможности исследовать их.
На заготовку стройматериала отправились сразу после завтрака, чтобы успеть соорудить
планируемое плавсредство не позднее, чем к обеду. Довольно быстро нарубили десяток
ровных и длинных кленовых стволов и перетащили на поляну. Теперь оставалось
распилить их и сколотить в плот. Плот строить было удобно, поскольку солнышко
поднялось и пригревало, а на открытой поляне комары не кусались. Пока мои товарищи
пилили бревна, я быстро подключил «Недру» и начал вызывать друзей, оставшихся в
поселке. Но никто не отвечал. Тогда решил, что вероятно, Генка еще не сделал
оборванную соседским дедом антенну, и печально вздохнув, принялся разматывать кабеля
и подключать телевизионную аппаратуру. Походный телевизор и телекамера заработали
нормально, а вот передатчик никак не хотел транслировать качественный видеосигнал.
Изображение было какое-то рваное и индикатор отдачи в антенну изменил свои показания
на несколько делений. Сначала я подумал, что сгорел один из КП-350 в балансном
смесителе видеомодулятора. Но, замеряв режимы привезенным на островок тестером,
вскоре убедился, что причина иная. И уже хотел было вскрыть видеоусилитель, как вдруг
вспомнил, про изменившиеся показания индикатора отдачи.
Тогда я взял у Виталия военный бинокль и внимательно осмотрел подвешенный на дереве 57мегагерцовый
диполь, трехметровой длинны. Не высмотрев ничего подозрительного, достал походный
КСВ метр и подключил его между согласующим устройством передатчика и антенной.
Оказалось, большое КСВ, и ничего не поделаешь, нужно антенну снимать. После
прозвонки обнаружилось, что в обрыве центральная жила антенного кабеля. К счастью,
обрыв находился где-то на конце кабеля, и, отрезав небольшой кусок, удалось
восстановить работоспособность. По всей видимости, из-за обрыва в антенне, ВЧ токи
наводились на предварительные каскады телепередатчика и, смешиваясь, нарушали
модуляцию сигнала. Хорошо еще, что не сгорел транзистор на выходе.
Антенна была восстановлена и, подключив телекамеру, проверили качество сигнала,
оттащив контрольный телевизор, на всякий случай, подальше от передатчика. Сигнал был
хороший. И только я подключил телевизор к коммутируемой (RX/TX) антенне, как сразу
увидел Генку. Генка ходил по комнате и, по-видимому что-то искал, так как всё время
рылся в каких-то ящиках. Но вот он решил, что пора проверить эфир и перешел на прием.
Мы, конечно, сразу подключились.
- О, наконец, то! – сказал я, вздохнув облегченно. – Плохо без оперативной связи,
приходится вот какую махину гонять. Гораздо удобнее было бы, связаться сначала на
«Недре», а потом, если надо, включить телепередатчик. Что там у тебя, Генка, такое с
антенной?
- Привет-привет, - ответил Генка, - С утра у телевизора дежурю, а вас всё нет.
- Мы антенну ремонтировали. Кабель перетёрся, - кратко ответил я.
- А-а-а. – протянул Генка, после небольшой заминки, - понятно. – А у меня чёртов дед,
чтоб ему повылазило, антенну сорвал да еще скандал устроил! Специалист хренов. Я
вот ему покажу, как антенны обрывать!
- Нам Шурик говорил, что у деда сарай сгорел, и вообще, непонятная эта история –
сказал Виталий, затачивая топорик и не спеша чиргикая напильником.
- Ты, Виталя, если говоришь, - раздраженно ответил озлобленный на деда Генка, - то
не будь занудой, перестань строгать напильником! И так голова гудит, а ты еще по
мозгам пиликаешь, словно скрипка в общежитии. Я еле разобрал вопрос, только
напильник и слышно. А дед этот, форменный мудак. Ну и что, шо сарай сгорел?
Причем тут моя антенна? Крыша сгорела, а каркас остался. И пусть себе висит, так
нет же, прибежал, матерится, я на тебя, говорит, в суд подам. Мол, молния в антенну
попала и крыша загорелась. «Какая, к чёрту, молния?!» - отвечаю деду, у меня
заземление и орешковый изолятор. Что вы здесь матом кроете, пусть лучше ваша
бабка у меня на огороде огурцы не тырит, а то проснулся утром – огурцов нет и
следов полно. Пошел по следам, а они к вам во двор тянуться. Как до чужого добра –
так молча, а как задрыпанный сарай сгорел – так матом! В общем, объяснил ему, а он
взбесился, влез на каркас и рванул антенну. Так она вся к нему во двор и потянулась,
я еле успел за конец схватиться. Если она хотя бы упала, а то на деревьях повисла, а
дед па…юка, так и тянет, так и тянет! Мотает, гад, проволоку и матерится. Я пока на
дерево взобрался, так он её всю и смотал, а мне только кусок достался, метров семь
провода. Так что пока провод не найду, антенны не будет. Ну, может времянку,
какую и кину, но не высоко.
- Жалко антенну, - сказал я, огорченному и злому Геннадию. – Это и правда, обидно.
Даже дотошный поп Иоанн такого не сделал, когда мы с Володькой ему в форточку
антенну забросили, хотя уж он то имел полное право её оборвать. Помнишь?
- Конечно помню, - ответил Генка уже более ровным голосом, - мы ему потом три дня
огород копали, что б уладить это дело. Жаль только, Володька женился, не до радио
ему теперь.
- Ты давно его на АМ слышал? – спросил я.
- Очень давно, - ответил Генка и опять нахмурился. – За трансивером не ныряли? А то,
как бы и аккумулятор тоже, не испортился, - спросил он неожиданно.
- Когда бы мы ныряли, если еще плот не готов, - вмешался Ярослав, - вот достроим,
пообедаем, натянем маски – и вперёд за наградами.
- Вы уж сегодня, пожалуйста, достройте – попросил Генка, - мне без аккумулятора
никак нельзя, тут и так неприятности, и не хватало еще, чтобы он в воде испортился.
- Аккумулятор достанем, - успокаивал я Генку, - его мы сразу нащупали. А вот
трансивер … - с трансивером проблемы. Да что говорить, ты и сам всё знаешь.
Лучше, Гена, делай побыстрее какую-нибудь КВ антенну, потому что очень плохо
без дежурного приёма. Не держать же, в самом деле, всё время включенный телик!
- Да, - твёрдо сказал Генка и решительно сжал кулаки, будто собирался не антенну
вешать, а участвовать в уличной драке, - да, антенну надо делать. Ну, пакостный дед!
Ему я, это, даром не оставлю!
Дальше мы обсудили всякие хозяйские дела и условились связаться только поздно
вечером. Наступило время обедать. На обед сварили большую кастрюлю картошки,
открыли консервы, банку сгущенки и заварили чай. Когда всё было готово, покупались в
озере, и, расслабившись, удобно расположились вокруг импровизированного стола,
испытывая зверский аппетит.
- А что, это, за поп такой? – спросил Петька, ловко наминая «Филе-кусочки в масле», -
тоже радиолюбитель, что ли?
- Ха-ха! Дурак ты, Петька, где же это ты видел, чтобы попы радиолюбителями были?!
– громко рассмеялся Виталий. - Попы – они испокон веков попы. Одурманивают
народ, что бы бабки им потом яйца и сало сносили. У меня вон бабка тоже, веровала,
так что ни воскресенье, то ездила к попу и меня с собой тащила. Я тогда мал еще
был, лет десять, но книжки типа «Юный радиолюбитель», читал, и никаким попам не
верил, а собирал приёмнички и взрывпакеты бахал. Так вот, пока мать была на
работе, и дядька Сашка тоже, то бабка меня и воспитывала. Как сейчас помню:
противная такая бабка, религиозная. Что ни сделаешь – она евангелие причитает, а
потом хворостиной, хворостиной! Даром что я уже в третий класс ходил, всё равно
выдерет. Особенно за взрывпакеты. Помню, спрятался в сарай и счищаю серу, целых
два блока спичек перечистил, замучался вовсе. Вдруг бабка как нагрянет! Ну, я
выскочил, а пластмассовый коробок с плоскогубцами, остались. Серу я, в тот коробок
чистил. А бабка плоскогубцы спрятала, и коробку в печку кинула. (У Виталия в
летней кухне, во дворе, стояла самодельная газовая печка-буржуйка, этакая железная
бочка, а внутри трубка-факел горит.) Так оно потом как гахнет! Бабка аж на землю
впала, с перепугу. Я испугался, думал газ, подбегаю, а бабка с пола поднимается,
хватает мухобойку и давай меня драть! Закрыла на кухне и лупит. Мне делать нечего,
бегаю, кричу: «Что же вы, бьётесь, я знаю, батюшка не говорил, что детей драть
надо». А она лупит и голосит, на весь двор слышно: «Ах ты, аспид, Архелай
Иудейский! Вот ты куда, стервец, спички деваешь» К вечеру пришли родители и мне
опять досталось. После этого, бабка видать решила, что здесь не иначе как чёрт
шепчет, и на следующий день повезла меня в церкву. О том, что поедем к попу, я
узнал еще ночью, когда приспичило в сортир. Сходил в сортир, а потом мне кваса
захотелось. Зашел на кухню, вижу: бабка сумку приготовила, толстую такую. Ну,
думаю, опять к попу собралась и не иначе как меня потащит, вон сумка какая толстая,
видать за двоих поп молиться будет. То есть за бабку и за меня. Тут меня зло взяло –
ладно пусть за бабку молится, ей помирать, а мне-то что? Только зря сало тратить. И,
недолго думая, открыл сумку и вынул вполне приличный кусок. Сало было хорошее,
с аппетитною мясною прослойкой. Я взял нож и аккуратно перемещая лезвие, срезал
от туда всё мясо. «Пусть теперь жрёт!» - думаю, а сам радуюсь, представляя, как мы с
пацанами закоптим его на костре. «А на бабкины грехи, хватит и без мяса, сало и так
свежее, добротное. Пакет она разворачивать не станет, а попу и так сойдет, там еще
яйца и колбасы домашние» - решил я, закрывая сумку и весьма сожалея, что с колбас
ничего нельзя срезать.
- Да, помню, хорошее получилось мясо – сказал Ярослав, доедая картошку, - а вот бы
сейчас шашлычки! - мечтательно добавил он, позже.
- Тебе хорошо помнить, - продолжил Виталий. – А меня за это сало, потом, отчим
отлупил ремнём и ключи от гаража забрал, чтобы по сумкам, без спросу не лазил.
- Так откуда ж он узнал? – удивился Петька.
- Откуда, откуда. От верблюда! – съязвил в ответ Виталий. – Противный поп, домой
припёрся. Вернее не домой, а к бабке Дуньке, это сестра бабки моей, тоже верующая
и противная, мы у неё тогда заночевать остались.
- А ну, Виталя, расскажи все по порядку, - попросил его я.
- Так я уже сто раз рассказывал! – ответил он.
- Ну, расскажи еще, Петька не слышал, - настаивал я.
- И я плохо помню, - поддержал Ярослав, - только то, как тебя отчим драл, помню
хорошо, тогда еще мой велик в вашем гараже остался, а я пришел забирать, подхожу
и слышу: орёт кто-то; ну, думаю, не иначе как Виталю отчим дерёт. Так я и заходить
побоялся!
- Ну и дундук, раз побоялся! – высказал Виталий огорченно, - зашел, а там бы дядька
Сашка отвлекся, и пороть перестал, мне бы тогда меньше досталось.
- Ага, перестал! – ответил Ярослав. – Я помню, натворили мы что-то, он увидел, да как
даст подзатыльник! Причем тебе один, а мне два!
- Это потому, что я убежал раньше, - разъяснил Виталий.
- Вот-вот. Сам убежал, а мне говорит, заходи. Э гэ, дураков нет! – сказал Ярослав,
хитро прищурив глаза.
Виталий открыл рот, собираясь ответить Ярославу по поводу дураков, но, не сообразив
ничего подходящего, откусил полкартофелины и тщательно пережевав, продолжил
рассказ про дотошного попа.
- Так вот, - проговорил он, закусывая хлебом, - приехали мы значит, в село до бабки
Дуньки. Село большое, с церквой. В церкви той, проживало несколько монахов, и
справлял службу поп, батюшка Иоанн. Иоанн был поп молодой, но уже толстый и,
как я подозреваю, хитрый.
- Конечно хитрый, - уверенно подтвердил Ярослав, - а то с чего же, ему, молодому,
быть толстым? Монахи живут бедно, на церковных харчах, да на безмясных постах
особо не разжиреешь.
- Так то монахи, а это поп, - продолжил Виталий, - конечно, не всю же жизнь в
монахах ходить, надо и хозяйство налаживать. В общем, зашли мы в церковь, а там
уже бабки набились, послушать как поп поёт. Долго пел, нудно, мне уже есть
захотелось, а он еще, гад, поёт. Не выдержал я и полез в карман, а в кармане у меня
семечки. А только как их есть-то? И тут я вспомнил, как в школе лузал на уроках
семечки, а чтобы не привлекать внимание и не мусорить, лушпайки не выплёвывал, а
кончиком языка во рту, аккуратно, отодвигал их за левую щеку. Правда, к концу
урока был вид, будто бы на левой десне воспалился здоровенный флюс. Однажды
даже, меня вызвали к доске отвечать урок. И хотя, урок я, в общем-то, знал, но не мог
произнести и слова, потому что тогда изо рта посыпались бы лушпайки. Стою я как
дурак и глазами лупаю. А училка молодая, злая, все орёт и характер тренирует, это
значит для того, чтобы потом ученики на шею ёй не сели. А лицо у меня – будто я
щеки надул и гримасы корчу; когда сидел, то вроде бы ничего, а как вызвали к доске,
то перекосило, наверное от волнения. Отвечай, говорит, или садись два поставлю. А
двойку мне, конечно, не хочется. Подожду, думаю, сейчас решать скажет, уж на
доске-то мелом напишу, а там скоро звонок, все повскакивают, она отвлечется, и я
быстро выплюну шкорки вот в это, рядом стоящее, ведро. Однако училка уставилась
на меня, смотрит и говорит: «Я такой наглости просто не встречала, мало того, что
урок не выучил, так он еще рожи корчит! Если ты, сейчас, не уберешь дебильное
выражение, то кол по поведению тебе поставлю».
- Кха! Кха! – откашлялся Ярослав, со смеху подавившись кильками, - и что, кол
влепила?
- Двойку поставила, и выговор вписала, что-то типа: балуется на уроках, срывает
дисциплину.… Но неважно, всё равно ёё со школы потом выгнали, говорят, с
директором поругалась.
- Так говоришь, жрать охота и семечки в кармане, - напомнил Петька суть разговора.
- А, да, – сказал Виталий, - очень охота. Стал я незаметно есть семечки. Ну, ем, а
шкорки за щекой собираю. Бабка на попа смотрит, слушает и не замечает, как я из
кармана семечки достаю. А главное, что лушпайки не плюю и кажется, будто у меня
просто чешется подбородок, раз я руку ко рту подношу. Минут через пятнадцать
закончилась служба, и поп остался объяснять индивидуально и принимать дары. А
бабка, как назло, рассчитывала поговорить с попом подольше, чтобы он и мне, про
всякий там грех, рассказал. И стали еще, ждать пока другие пройдут. А я-то думал,
служба закончится - мы уйдём, вот и наел полный рот шкорок. Эх, думаю, досада. Но
ничего, поп не училка, двойку не поставит, просто буду молчать, вот и все. Пусть
знает, что я атеист. Конечно, немного поддакнуть было бы лучшее, а то, как выйдем,
бабка заругает. Ну да ладно, что ж теперь поделаешь. Так вот, ждем мы и ждем.
Вроде и немного времени проходит, минут десять, где-то, а мне они за полчаса
смахивают. А во рту лоскочит и чешется, так и хочется, извините, плюнуть. Терплю,
а сам проклинаю ту бабку, что перед нами будет. Точнее не бабку, а целую семейку –
бабку, женщину и мужика. Как я понял, загулял мужик, а бабка, его тёща, жалуется
попу, а жена плачет и причитает. Мужик же, видимо, не совсем трезвый:
пошатывается, бурчит что-то, а иногда и громкое словечко скажет. Видно не
нравится ему эта церемония, но боится тёщу и замолкает, когда поп читает о грехе
блуда. В общем, моя бабка сидит, ждёт на лавке, а я встал, вроде как ноги затекли, и
подсел поближе, с краю рядов, где мне хорошо слышно стало. – Бес плутает, - слёзно
жаловалась женщина попу, - пьёт больно и на девок всё время зыркает, уже третью
ночь дома не ночевал, пропал мужик, спаси батюшка! А мужик скривился, молча
стоит, то на тёщу зло поглядывает, то на попа угрюмо смотрит. – Всяк кто смотрит на
женщину с вожделением, имеет грех прелюбодеяний, ибо прелюбодей он будет в
сердце своём – читал поп Евангелие и внимательно глядел на скривившегося мужика,
- ежели правый глаз соблазняет тебя, - продолжал он, - тогда вырви его, окаянного, и
брось прочь от себя: ибо лучше, чтобы истлел один из членов твоих, ежели все тело
будет ввержено в геенну. На это мужик ничего не сказал, только зло на жену глянул и
пробурчал ей что-то. Поп услышал и читает: «А кто разведется с женою своею, тот
кроме вины любодеянья, даёт ей повод прелюбодействовать». Тут мужик не
выдержал, занервничал, и так икнул, что батюшку даже перегаром обдало. Батюшка
отшатнулся, и я услышал: «Кайся, сын божий, ибо храм сей не питейный вертеп…,
держите язык от лукавых речей…, не скверни дондеже в храме…, широки врата
ведущие в погибель…», и всякое тому подобное. Бабка, теща мужика, завидев, что
дело принимает нежелательный оборот, поблагодарила попа, и, оставив дары, быстро
выпихнула мужика на улицу, освободив наш черед слушать поученья. Подошли к
попу, ну бабка ему и рассказывает, что мол, внук стал совсем непослушный, и дня не
пройдет как сделает дурное, не иначе как пороблено или подбивает кто. Поп
послушал и сказал: «Диавол ставит сети на молодые души, ибо не размышляют они,
что плоть есть тленна, и не знают они писания, а потому и открыты во грех. Скажи,
отрок, что ты слышишь, доколи приступить к действу дурному?». Я, конечно, ничего
произнести не в состоянии, стою себе молча, попа рассматриваю. Бабка мне шепчет:
«Отвечай, окаянный, не позорь перед батюшкой!». А я молчу. Тогда поп подумал,
наверное, что меня совсем уж черти одолели и решил обкурить каким-то дымом,
чтобы изгнать нечистого, или очистить, или не знаю, как оно там еще называется.
Запалил он зелье и вокруг махает.
- Это ладан, - уточнил Петька, - им всегда чёрта изгоняют.
- И покойника обкуривают, – добавил Ярослав.
- Не знаю чем обкуривал тогда поп, - продолжал Виталий, - а только дым какой-то
специфический, попал мне в ноздри и щекочет. Я терпел-терпел, а потом как чихну!!!
И прямо батюшке на рясу. О, это надо было видеть! Батюшка испугался, отскочил, а
ряса была усыпана мокрыми, прилипшими лушпайками. Даже на лицо пристала
черная шелуха. Опешили, бабка перепугалась, ничего не поймет, всё меня за плечи
теребит, а у самой руки дрожат. Вдруг подбегает находящийся неподалёку монах,
кричит: «Сетьно узрел Диавол, аки воздвигнут глас покаяния, и отступил, сие
облегчая чрево!», хватает меня за руку и выводит во двор, а бабка за мной бежит и
молится. У бабки зрение плохое, она и не поняла что это лушпайки, только
испугалась, охает. Я думаю, поп тоже не разобрал сразу, а монах этот, меня знает, я
для него как-то тайно за самогоном бегал, когда у бабки Дуньки гостили. В общем,
моя бабка ничего и не узнала, отдала ему сумку и пошли мы домой (до её сестры).
Всё по дороге спрашивала, как я себя чувствую. Я отвечал что хорошо, только болит
голова и шея. «Это тебе за непослушание и хулу» - пояснила она.
- Ха, ха! Хорош гусь, «болит голова и шея», - рассмеялся я, - а щёки не болят?
- Я бы посмотрел, чтобы ты делал, если б так попал – спокойно огрызнулся Виталий, -
хорошо ещё, что был знакомый монах и вывел.
- Да-а-а… От греха подальше, - добавил Ярослав, вытирая жирное пятно, оставленное
упавшей килькой, во время следования в рот.
- Так что, и вправду такое было? – спросил впечатленный Виталиным рассказом
Петька.
- Это тебе повезло, что ты тогда жил на севере и у нас не бывал, - ответил Виталий, - а
то бы и тебе досталось. Противная была бабка. Когда умерла, я и не плакал сильно.
- Ещё бы! – воскликнул Ярослав, вымакивая соус со дна консервы, - помню, пришёл я
к вам, говорю: «позовите мне Витальку», а сам пирожок ем. А тогда пост шел какой-
то, и бабка твоя, как увидела пирожок с мясом, так и кричит: «Что ты жуёшь пред
мои очи, аки некормленый скот». Так меня со двора и турнула!
- Конечно турнула. А ты что думал? В пост все бабки, которые веруют, злые, -
подтвердил Виталий.
- Это потому, что шляются голодные, есть охота, а пост не разрешает. Вот и орут с
досады, - доедая консерву, объяснил Ярослав.
- А я, об этом и говорю, - продолжил Виталя, - а ты попёрся с пирожками. Мог бы
догадаться и спрятать, а то разозлил бабку, так она меня, потом, курятник чистить
заставила и помёт выносить; наверное специально, что бы ты все свои пирожки за это
время сожрал и мне ничего не оставил.
- Я тебя ждал, ждал… ну и доел, конечно, - смутился Ярослав, опуская взгляд.
- Так что же дальше-то было? – не успокаивался заинтересовавшийся Петька, -
расскажи, Виталя, а то я и не знал, что наша бабка такая противная была. Хорошо,
что меня тогда, здесь, не было.
- Вот и жаль, что не было! То бы она тебе мозги вправила, что б не лазил где попало и
не делал что попало, это тебе не тётя Наташа. Бабка же, церемонится не стала, а
всыпала хорошенько, сразу дурь и повылетела. Вот бы посмотреть! – сказал
Виталий, мечтательно прищурив глаза. Досадно, что меня только драла. А попа,
видать, за сало жаба задавила, вот и припёрся вечером, будто про меня беспокоится.
Просто так вряд ли бы он припёрся, это, я подозреваю, оплёванная ряса его
разозлила. Короче, как пришли мы домой, бабка успокоилась, разговорившись с
сестрою на всякие религиозные темы. Меня же отпустила, и отправились мы с
Вовкой на кооперативный ставок, где работал его дядя, коропчат ловить. Неплохо так
наловили, принес я их вечером домой, уловом хвастаюсь. Бабка Дашка достала тазик,
пошла на кухню чистить рыбу. А чтобы потом не занимать сковородку, моя бабка
решила, тем временем, поджарить на ужин немного свинины. В общем, рыба
чистится, мясо шкварчит на сковородке. Как слышим – в калитку кто-то зашел, а
потом и в дверь стучит. Открываем – поп стоит. Ну, бабки обрадовались, в хату
приглашают. А у меня сердце съёжилось, чувствую не спроста это. Зашел он в хату и
носом шмыгает: свинину чует. Нюхал-нюхал и заподозрил, что это, умышленно
срезали из дарованного сала всё мясо, и теперь его преспокойно жарят, а ему, как раз,
подсунули только голое сало. Батюшка Иоанн с виду набожный, религиозный,
говорит красиво, псалмы поёт, а внутри, как и всякий человек, не хочет чтобы его за
дурака считали. Я заметил – лицо у него стало угрюмое и задумчивое, но через
секунду – опять смиренное и, своего рода, религиозное, какие бывают у попов когда
они читают проповеди.
- Проходите батюшка, проходите, - забеспокоилась бабка Дашка. - Садитесь как
желаете, или к столу идите, поросюка отведать. Хороший был поросюк, упитанный.
Одного сала десять банок закрыли. Чай измучились на службе, за грехи-то наши?
- Изнурился, матушка, ох изнурился, - ответил поп, неторопливо поглаживая бороду. –
Бог верен, а всякий человек лжив. Нет страха за глазами грешников и отступников,
ибо не чтят храм Божий, не разумеют писание.
- Как же, батюшка, им разуметь-то? Мы, грешные, хоть в храм-то ходим, а они куда?
Блуд у них, да сквернословие, – говорила бабка Дашка, исходя из рассказанного ей
случая, произошедшего сегодня в церкви. (Это когда хмельной мужик обозвал свою
жену и попа так, что рядом стоящая теща, не дослушав проповедь о грехе
сквернословия, поспешно выпихнула мужика из церкви, дабы не вышло чего).
- Яд аспидов на губах их, - промолвил поп, и слегка нахмурился, вероятно, вспоминая
ругательные слова, отпущенные мужиком в его адрес. – Гортань их – гроб открытый,
а уста полны злословия, - продолжил он, ёрзая на стуле, - ибо сказано: «Кто желает
видеть добрые дни, тот удерживает язык свой от зла и уста свои от речей лукавых».
- Видишь, Виталька? – спросила у меня бабка, подвигая попу поросюка, а точнее
большую тарелку жирного мяса, - видишь, до чего доводит хула и непослушание?
Позор на всё село! (Это она имела в виду позор того пьяного мужика - его теперь
обсуждают все бабки). Даже батюшка осуждает, хотя все мы грешны, - вздохнула
моя бабка, вынимая из кастрюли большой кусок свинины. Однако батюшка ни чего
не ответил, а только молча вгрызался в мясо, периодически вытирая салфеткой губы
и зажирившуюся бороду. Тогда ей что-то ответила сестра Дашка, и так, слово за
слово, прошло минут десять, пока на дне наших тарелок остались одни только кости.
Костей было много, и я почему-то, вспомнил сцену из фильма «Приключения
Буратино», когда, обедая в харчевне, злой Карабас-Барабас и хитрый Дуремар
потребовали большой глиняной кувшин, в котором сидел тогда Буратино, и кричали:
«Подайте нам этот кувшин, мы будем кидать в него кости!». Это меня настолько
развеселило, что, глядя на попа, который зыркает то на груду костей на тарелке, то
на кастрюлю с мясом – я громко рассмеялся, более не в силах сдержаться. (А поп,
видно, хотел добавки, но ему не предлагали и по всеобщей солидарности, с
кастрюли никто больше не брал). Бабка сразу же дала мне подзатыльник и турнула
из-за стола. Но было поздно: поп, расценив это как насмешку с моёй стороны по
поводу его зажиренной бороды, сразу нахмурился, и, не скрывая раздражения, резко
встал из-за стола.
- Не к тебе пришел я, Дарья, - сказал поп, отодвигая табуретку, - не к тебе, а к сестре
твоей. Ибо дар сей, - он поднял правую руку и направил вверх указательный палец, -
пребывает от лукавого! – и посмотрел на кости, валяющиеся в тарелке. – В храм
Божий, - продолжал батюшка суровым голосом, - не гоже ступать, помышляя о
нуждах плотских, и жертвуя дары для корысти гнусной, но для чистоты душевной,
ибо всякий стяжатель подлежит синедриону, а стяжатель в храме – паче тяжкий грех!
- Да какой же грех, батюшка?! – заголосила моя бабка. – Какой грех? Только от
чистого сердца! Сама не доедала, всё берегла, чтобы молитвами вашими – да до Бога.
- Помыслы нечистые, - продолжал поп, - ввергают душу в грех, а где грех там и
Диавол, вот и крутит ваше чадо, дабы дурное дело. Ак рясу изгадил, нечестивец! -
выругался батюшка, глядя злыми глазами в мою сторону. Вы, дорогая, мойте юнцу
рот, ежели в храм ведётё. Сало расчленили, мясом потчуете, яко же в храм – так
юнец во рту скверну несёт, а сало обрезаете, даже обрезки видно. Нехорошо!
- Какой скверны?! Какие обрезки? – перепугалась бабка.
- Плевел подсолнечного происхождения, - ответил поп, - не можете служить Богу и
маммоне! – произнёс батюшка Иоанн, доставая из сумки небольшой свёрток. – Не
собирайте себе сокровища на земле, где моль и ржа истребляют, и воры подкапывают
и крадут – читал он Евангелие, разворачивая свёрток, - но собирайте сокровища на
небе, где ни моль, ни ржа не истребляют, а воры не подкапывают и не крадут, -
закончил батюшка, полностью развернув на столе свёрток. Тут я с ужасом увидел
дарованное сало, с которого вчера, так хитро, срезал всё мясо. Действительно, было
очень хорошо заметно, что мясо срезали нарочно.
- Вот это да! – воскликнул Петька, слушая Виталия. – А почему же, ты не срезал так,
чтобы незаметней было? – спросил он.
- Легко сказать, - ответил Виталя. – Я и так старался поаккуратней, но свет включить
нельзя было, а на улице только светать начало. Нехорошо, конечно, но кто ж знал,
что поп такой вредный? Да еще и ряса.
- Ряса это круто, - заметил Ярослав, метко бросая опустошенную банку из-под килек в
мусорную яму. Я помню в детстве, лет в десять, с балкона семечки плевал, а потом
меня отец выдрал, потому что у соседей снизу заплевался весь балкон, а у тех, что
справа – висело бельё, так оно также оказалось заплёванное. Я кричу: «Что я виноват,
раз ветер подул? Это роза ветров виновата», а отец ремень хватает и говорит: «Вот
щас вздую, чтобы тебе больше не мешала, роза ветров!». И выпорол хорошенько.
- Меня отчим потом тоже выпорол, - проговорил Виталий. - Ух, скверный поп! Я знаю,
сам он, конечно, не верит в эти библейские сказки. Только поучать, горазд, тем более
что сказать можно всё что угодно и как угодно.
- Как говорил граф Калиостро,- добавил Ярослав, - люди хотят быть обманутыми, или
другими словами, им говорят то, что они хотят услышать. Это как цыгане – сама
гадает, а тем временем внимательно следит за твоим выражением лица, где тебе что
не понравится, она сразу говорит другое, пока ты согласно закиваешь головой – да,
это меня сглазили, а сам я такой хороший! Прямо ангел во плоти!
- Это ты прав, - вздохнул Виталий, - а скажешь правду, так не то что денег не дадут, а
еще и тумаков навешают. Правда, она никому не выгодна, ёё и так все знают. Придёт,
например, клиент к гадалке и, допустим, услышит правду о неправильности
собственных поступков, после чего, негодуя, спросит: «Что же это, я за свои деньги
ещё и виноват, оказывается?». Э, нет, она скажет, что это кто-то порчу тебе навёл,
кто-то виноват, только не ты. Не люблю этих гадалок, целителей там всяких! Я как-то
был в городе, пристала на базаре цыганка, думает, что я дурак. А я специально и
говорю: «Да, у меня большие проблемы», хотя реально нормально всё. Так она у
меня сразу порчу отыскала. А что говорить, когда у человека, по настоящему
трудности и невезения? Много еще людей, которые вместо того, чтобы следить за
своими поступками, что бы не возникало проблем, думают что кто-то, волшебным
образом, сразу его и осчастливит, за умеренную, так сказать плату. Вот так и попы:
несите только деньги, а я за вас всё сделаю, кроме того, будет ещё и спасение на
небесах! Скажешь ему что-нибудь против, он говорит – это Диавол.
- Это у него работа такая, что б говорить, - сказал Ярослав, - попу тоже надо жить. А
вообще-то, кто его знает… Может и правда, оно того, житие небесное где-то.
- Не знаю, какое небесное, а вот земное житие, у попа очень даже и ничего, - уточнил
Виталий. – Ты, Петька, кажется спрашивал, почему мы антенну попу в форточку
забросили? Это, в общем, целая история была, ёё лучше рассказывать не спеша, у
костра вечером, картошку печь, чаёк попивать. А сейчас нам предстоит натянуть
маски, и вперёд за трансивером… под воду! Время-то идёт, некогда уже сидеть,
перекусили и довольно. Короче, вечером расскажу, тем более и так все, кроме тебя,
знают.
- Так это что за поп, другой какой-то? – спросил Петька.
- Если бы другой, а то как раз этот, - ответил Виталий, - да и что говорить, невзлюбил
он меня, как и я его тоже. Дело было пару лет назад, позывных у нас еще не было, и
работали мы АМом, радиохулиганили, короче. Как я уже рассказывал, с Вовкой мы
дружили с самого детства, а так как бабки поумирали и ездить просто так в село было
нечего, то виделись с ним редко. Ну, и конечно, решили сделать передатчик, что бы
связываться. У меня всё давно было готово, шарманил по ночам, а днём музыку
пускал, или болтали с Ярославом, или еще с кем ни будь по посёлку. А вот с Вовкой
наладить связь не могли, не получалось у него настроить передатчик. Радиолу
«Эстония» - нормально перестроил, принимает классно, а передатчик всё никак не
строился, идёт возбуд, и всё. Тогда я решил далее не откладывать и приехать на
недельку в гости, помочь с настройкой, а также привезти более высоковольтный
трансформатор для усилителя. Всё бы хорошо, но не нравилось мне, что одним из
соседей, по левую сторону двора, является этот самый противный поп. Сначала он
жил на краю села, а потом остепенился и купил дом, как раз неподалеку от церкви, а
именно по соседству с Вовкой. Там раньше жил хороший хозяин – дядька Мишка, но
по причине здоровья продал и перебрался поближе к югу. А место конечно,
выгодное, в центре – с одной стороны сельсовет и магазины, а с другой церковь. Дом
то хороший, видно не бедный поп, хорошо живёт.
- Может и мне пойти в монахи, чтобы попом стать, - пошутил Ярослав, - А что?
Живёшь как все: и жена, и дети, и дом, и хозяйство собственноё. Чем не работа, еще и
дары всяческие несут - грехи отмаливать. Колхоз может обанкротиться, завод
закрыться, а грехи были, есть, и будут, покуда люди вообще на Земле существуют.
Не то, что буддийские монахи, типа шаолиньских. Там, я читал, новичка первые
несколько лет старшие братья тузят и заставляют выполнять всякие грязные работы,
типа помои выносить – это духовные испытания значит. Что-то вроде
предварительного отбора: кто не выдержал, тот недостоин. А у нас что? Сиди себе
Библию читай или в хоре пой, по праздникам. Еще незаметно и сто грамм потянуть
можно, как твой, Виталя, знакомый.
- Да, я его не раз выручал, - подтвердил Виталий. – Поп даже выгнать его грозился,
когда тот, после некачественного самогона, постоянно икал во время богослужения
седмичного круга. Правда, как я потом узнал, батюшка был и сам не прочь… Ну да
ладно, опять заговорились. Пойдёмте нырять, а то сегодня не успеем, а Генка за
аккумулятор переживает. Сначала достанем аккумулятор, а потом будем искать
трансивер, если сразу не увидим.
Вчетвером спустили плот на воду без особых усилий. С собой взяли верёвки, проволоку и
небольшой, но сильный магнит, привязанный на толстой леске. Магнит нам Генка привёз,
чтобы тягать по дну, пока он примагнитится, если повезёт, к нашему трансиверу. Его
забросили сразу же, как только отплыли от берега. Ярослав сказал, что, возможно, пока
мы доплывём до нужного места, к нему намагнитится много полезных вещей.
- Какие же тут, могут быть вещи? – возразил Виталий, - это тебе не городской пляж.
- Как знать, а может что-нибудь с войны, - не соглашался Ярослав, - вон в землянке
сколько накопали.
- Хорошо в землянке накопали, - согласился Виталий.
Мы проплыли уже метров двадцать, как вдруг леска заметно дёрнулась. - Стой! –
скомандовал Ярослав, - что-то есть. Начали подтягивать, оказалось, магнит просто
зацепился. Тогда не стали рисковать, и высмыкнув его из-под коряг, больше не
забрасывали, пока не доплыли до места катастрофы. Там торчал воткнутый мною шест, он
несколько наклонился, так что выглядывал только небольшой кончик. Виталий воткнул
еще две длинные палки так, что бы плот оказался между ними и не отплывал. Петьке
поручили забрасывать магнит, а мы, втроём, натянули маски и принялись нырять в
поисках трансивера.
Продолжение следует…
Спасибо за внимание, хорошего Вам настроения. Валерий Ковтун US4LEH