Все статьи на QRZ.RU Экспорт статей с сервера QRZ.RU Все статьи
категории "Радиосвязь в горах"
ДЖАМБО, КИЛИМАНДЖАРО!
(или как экспедиция клуба “Русский Робинзон” водрузила
флаг RRC на высочайшую вершину Африки).
Заказать фильм "Килиманджаро. Первая высота" об экспедиции 5H2VS на видеокассете VHS |
…Рейс авиакомпании EMIRATES , или «Имарат», как с восточным придыханием произносит закадровый голос в фильме про ремни и кислородные маски, приземляется в Дубаи. Из самолёта выходят всевозможные люди, по большей части похожие на героев мировых новостей. Арабы! Как минимум четверо пассажиров на борту А-330 на героев новостей непохожи. Плотные европеоиды лет 30-40 из Липецка. Чего им быть похожими на арабов? К ним даже в Москве милиция не пристаёт. Пятый мог бы заинтересовать московскую, да и не только московскую милицию – выбритый череп, борода и горбатый нос выдают в нём если и жителя Липецка, то с временной пропиской. И это правильно, потому что постоянно проживает он в Новосибирске, а в липецкой компании оказался в честь 50-летия Липецкой области. Вообще, праздники – вещь непростая. Сугубо индивидуальная вещь эти праздники. Кто-то их в ресторане отмечает, кто-то на природе, кто-то дома. А Липецкая область свой юбилей решила отметить ни много, ни мало, покорив какую-нибудь вершину. Желательно одну из высочайших. Где? Да в Африке конечно! Есть там одна вершина… Килиманджаро называется. У всех детство было? Все помнят? Так вот, четверо липецких и один новосибирский летят в Африку с флагом Липецкой области. С намерением водрузить его на самой высокой вершине черного континента. Теперь перейдём на личности. Организатор и идейный вдохновитель экспедиции мировой общественности известен под странным именем RW3GW . Или, в подробностях, «Радио Виски Три Гватемала Виски». Ну, бывают у разных людей разные имена! А если серьёзно, то это радиолюбительский позывной, которым Валера Сушков работал в Антарктиде, на Огненной Земле, выходил в эфир с затерянных островов Центральной Арктики и пустынь Египта. Сушков – президент клуба радиолюбителей-путешественников «Русский Робинзон». Его лучший друг и соратник Валера Петров отличается от Сушкова в эфире одной буквой – RW3GU и может именоваться для разнообразия «Роман Василий Три Галина Ульяна». У них так… И Галина, и Ульяна… Третий радиолюбитель в команде – RZ3EM , Андрей Новиков, здесь совсем красиво: «Радио Зоя Три Елена Мария». Андрей и Валера-2 в нормальной жизни, которая иногда случается в перерывах между любовью с радио или радиолюбительством – компьютерные специалисты. Четвертый липецкий к радиолюбительству имеет весьма отдалённое отношение. Вернее, он его совсем к нему не имеет. Гена Хрюкин – профессиональный альпинист. А так как в Липецке горных массивов не очень много, и все они какие-то невысокие, Гена организовал фирму, которая занимается промышленным альпинизмом – лазает по отвесным стенам, рекламным щитам и заводским трубам с целью ремонта и проч. Опять же ехать никуда не надо, всё время дома, а альпинизм на лицо, ещё и деньги платят. Ну и тот, пятый, с черепом из Новосибирска… Не радиолюбитель. Не Зоя, не Ульяна и даже не Виски. Не альпинист. Высоты боится. Единственное, что умеет – документальное кино. Борис Мамлин. Снимал там, где выходил в эфир Сушков – в Антарктиде, в Южной Америке, в Арктике, в Египте. И там, где Сушков ещё не выходил – в Северной Америке, в Чечне, в Азии, под водой, в джунглях и прочих местах. Собственно этим он и будет заниматься в ближайшие две недели – снимать кино о восхождении на Килиманджаро. А ещё вести дневник экспедиции. И потому что он исправно делал и то и другое, вы сейчас читаете эти строки.
Итак, EMIRATES . Авиакомпания, созданная арабами специально для того, чтобы потрясать воображение. Телевизоры у каждого пассажира, по двадцать каналов кино и музыки, плюс изображение, передаваемое с двух камер, установленных на фюзеляже самолёта, одна смотрит прямо по курсу, вторая – вниз. На взлёте и посадке смотришь вниз и чувствуешь себя пилотом бомбардировщика. Но это ещё не всё. Десяток игр в этом же телевизоре, часть из них сетевая – можно играть в шахматы с любым пассажиром. Но и это ещё не всё! Всё – это международная команда стюардов и стюардесс – греки, французы, немцы, англичане, африканцы и т.д. и т.п. «Наша» Владимира из Словакии прошла конкурс 200 человек на место и теперь поит нас французским вином и угощает сыром втайне от начальства. Владимира недавно работает стюардессой, до этого делала карьеру… финансового аналитика IBM ! Наверное, EMIRATES обладает поражающим воздействием не только на пассажиров, но и на финансовых аналитиков. Несмотря на то, что нам с Геной уже очень хорошо, мы не решаемся спросить, сколько зарабатывает стюардесса EMIRATES . Вдруг нам тоже захочется…
Но что-то я заторопился. Давайте по порядку. Африка началась ещё в Москве, на Пятницкой 35. Трактира нет, есть посольство Танзании. Внутри сразу видно, что здесь никто ни на кого впечатления производить не собирается. Ни к чему. Плафонов в люстрах старого московского особняка не хватает – ерунда! Трубы какие-то торчат внизу – не евроремонт тебе какой-нибудь, а как-то всё очень по-домашнему. Как у бабушки. Посол Танзании, господин Патрик Чокала – небольшого роста, кругленький и сияющий радушием.
- Танзания заинтересована в туристах и прямых контактах с российскими регионами. Если пригласите, я с удовольствием приеду в Липецк!
Сушков конечно пригласил. Я промолчал. Приглашать посла Танзании в Сибирь – бесчеловечно…
Дубаи. Ощущение какого-то напряга. Дружелюбия на лицах людей в белых одеждах не наблюдается. Такое чувство, что туристов здесь терпят потому что они делают богатую страну ещё богаче. Выходим из кондиционируемого аэропорта на улицу и получаем по физиономиям мощный удар духоты. Вот так второе декабря! А вот и родное русское лицо – нас встречает собрат-радиолюбитель RV 6 LNA , Саша из Таганрога. О, этот малороссийский акцент! Со времён Горбачёва мы успели тебя подзабыть! Летим по идеальным дорогам на угловатом серебристом джипе «Мерседес» и слушаем рассказы о житии русских в Эмиратах. В том, что живут русские неплохо, если, конечно, занимаются делом, можно и в России убедиться, но здесь оно, конечно, веселей. Здесь даже позывной в amateur radio - A 61 AR , содержит что-то от арабских русских, такая вот Аравия! В этом мы убеждаемся, посетив по дороге Сашину фирму. Саша и его друзья – технари-радиоэлектронщики. Контора напоминает опытное производство какого-нибудь космического НИИ. Не того, который сдал свои площади в аренду под сауну и супермаркет, а того, который продолжает собирать космические корабли. В такой стране, как Эмираты, Саше и его партнерам достаточно иметь одного клиента, чтобы обеспечить старость детям и детям своих детей. И они его имеют. Жора – Сашин шеф, он же UA6LFJ , демонстрирует нам свои любимые игрушки – два самых настоящих «Маузера» в деревянных кобурах, как у матросов в семнадцатом, и короткий кавалерийский карабин. Затвор у карабина отсутствует - рассудительный Саша спрятал его после того, как Жора проверил скорострельность, пробивную способность и прицельную дальность карабина в своём кабинете. Дыры в стенах имеются. Хорошо работаем – прекрасно отдыхаем!
Общаемся с арабскими русскими не более часа, а ощущение такое, как будто приехали к родственникам, как минимум. Очень приятные, радушные люди. Абсолютно не похожие на, скажем, американских русских, с которыми приходилось встречаться в Нью-Йорке. Наверное потому, что арабские приехали сюда не за колбасой и дешёвыми шмотками, как многие американские.
Мы у Саши дома. Его подпольный трансивер уже дымится от Сушковско-Петровских нагрузок. На столе – водка, разнообразная закуска и разговоры далеко за полночь… Саша вынимает откуда-то небольшой, с автомагнитолу, трансивер и заставляет нас взять его с собой на Килиманджаро. Я интересуюсь – не жалко? А вдруг того, сломается от невыносимых условий? И вообще, что за альтруизм в полчетвёртого?
- Какой альтруизм? У меня вполне шкурный интерес – провести с вами связь, когда будете на вершине! – отвечает Саша. Вот, где собака порылась! – думаю я словами вышеупомянутого Сашиного земляка.
Я сломался и иду спать. Народ на не совсем трезвом Жоре уезжает купаться в Персидском заливе. Залив этот здесь с чувством ущемленного самолюбия яростно именуют Арабский. Я уже сплю.
Снова EMIRATES . Снова сервис. И вот настоящая Африка.
Дар-эс-Салам. Ночь, чёрная как континент. Выходим из самолёта и в голову сразу ударяет влажная духота. Где-то рядом Индийский океан. Какие-то люди в какой-то форме. Не то таможня, не то пограничники. Форма на них сидит, конечно, не так ладно, как, скажем, на немцах, американцах или тайцах. Вернее, она вообще на них никак не сидит. Такое чувство, что они существуют отдельно. Из воротника торчит голова на шее, из рукавов – руки, из брюк или из-под юбки тоже торчат соответствующие конечности, но общая картина…
Нас встречает Эдсон. Он везёт нас в отель, где мы заночуем перед вылетом в Арушу. Мы едем по Дар-эс-Саламу, смотрим в окна и думаем о том, что Африка – это другая планета. Скажите, зачем в кромешной тьме два самосвала стоят борт к борту, а человек десять с лопатами пересыпают песок из одного кузова в другой? Зачем водители, сближаясь навстречу друг другу, приветливо врубают дальний свет? Всё это усугубляется левосторонним движением и любовью местных драйверов гонять по встречной полосе и окончательно запутывать неподготовленных путешественников. И всё это приводит в такое неописуемое душевное состояние… Прав был Жора, который не раз побывал в Африке по делам поставок радиоаппаратуры:
- Только не останьтесь там. Не заболейте Африкой. Это такая же зараза, как Север.
Что такое любовь к Северу мы уже проходили. И кажется, я начинаю понимать, что такое любовь к Африке. Она начинается…
…Мы сидим в маленьком, типа АН-26 самолётике местной авиакомпании и изнываем от жары. Эбонитовая стюардесса сообщает:
- Ждём последнего пассажира!
Пожилая чернокожая дама рядом со мной отражает:
- Как много изменилось с 70-х, когда никто никогда не ждал последнего пассажира! Я помню эти времена!
Затем она достаёт Библию и углубляется в чтение. Я следую её примеру. У меня с собой «Новый Завет» очень маленького, карманного формата. Мы объехали весь мир вместе. Читаю 120 псалом. «Возвожу очи мои к горам…». Это про нас. А вот из 90-го: «не приблизится к тебе язва…». Хорошо бы! С язвами вот какая история приключилась. Звонит мне Сушков в Новосибирск и говорит: найди LARIAM , таблетки от малярии и начинай пить за неделю до вылета, а потом по одной в неделю ещё месяц. Так положено. Профилактика. Ищу. В Новосибирске нету. Иду в Интернет. Первая же статья, которую предлагает услужливый ya . ru начинается словами: Принимавшие "Лариам" солдаты убили своих жен, после чего покончили с собой . Интригует! Читаю дальше. Американское Управление по контролю пищевой и лекарственной продукции (Food and Drug Administration - FDA) признало "Лариам" - популярное лекарство от малярии - опасным для психического здоровья, сообщает United Press International.
Поводом для пересмотра официальных данных о препарате послужили психические расстройства, развившиеся у трех военнослужащих армии США, которые вернулись из Афганистана в 2002 году.
Принимавшие "Лариам" солдаты убили своих жен, после чего покончили с собой. Тогда лечение "Лариамом" не рассматривалось, как основная причина трагедии, но его влияние на эмоционально-психический статус не исключалось.
Случаи психических расстройств, включая суицидальное поведение, наблюдались у проходивших лечение "Лариамом" за всю историю его использования. Причем побочные эффекты могли сохраняться и спустя длительное время после приема препарата.
В июле 2002 года появились данные о том, что при приеме "Лориама" возможны тревожность, паранойа и депрессия. Галлюцинации и психотические расстройства могут сохраняться долгое время после окончания лечения. Также указывалась возможность у принимающих "Лариам" суицидального поведения. Хорошее начало экспедиции! Оксана, милая моя, терпеливая жена! Не хочу «Лариам»! Пара-тройка телефонных звонков выводят на след другого средства. «Фансидар» - здесь без суицида. Однако: «тщательно сопоставьте риск заболевания малярией в вашей местности с побочными действиями Фансидара… лихорадочное состояние…тяжесть в желудке… красная сыпь… избегайте нахождения на Cолнце» – это в Африке?!! Хрен редьки не слаще! А мужики-то не знают! Решаю сказать о «Лариаме» только Сушкову, чтобы не травмировать нежную мужскую психику остальных. Затем в мозг закрадывается следующая подленькая мыслишка: То есть, если они пьют «Лариам», а я – нет, значит, жертва – я?.. Любовь к Африке зла…
Летим уже около часа. Стюардесса объявляет по громкой связи, что сейчас мы начинаем снижаться, и пассажиры правого борта смогут увидеть Килиманджаро. Через 20 секунд я сижу на месте стюардессы и снимаю в иллюминатор н а ш у гору. Это что-то! Вершина возвышается над облаками на приличную высоту, она в снегу и кажется неземным объектом. Мы прильнули к иллюминаторам. Неужели мы т а м будем, на высоте, где летают самолёты?
Воздушные ямы и скачки аэроплана отрывают нас от созерцания вечного. Садимся. Швыряет неслабо, причём на земле тоже – полоса земляная и не то, чтобы очень ровная. Несёмся, прыгаем, подскакиваем, и, наконец, останавливаемся. Вокруг – настоящая, живая Африка! Вдали виднеются какие-то горы, земля под ногами терракотового цвета, здание так сказать, аэровокзала – брат-близнец соответствующего сооружения где-нибудь в Жиганске или Тынде. Те, кто не был ни там, ни сям, могут вспомнить фильм «Мимино». От самолёта на выход идём пешком, рядом толкают телегу с нашим багажом. Идём мимо самолётиков, которые раньше видели только в фильмах про наркобаронов. Небольшие «Сессны», блестящие, двухмоторные и лакированные, аппараты поменьше, типа «ультралайт», короче, самый авиалайнер из всех авиалайнеров сегодня – наш кукурузник с жирафом на хвосте. Пришли. Нас встречает Дэниэл, высокий плотный и улыбчивый чернокожий (а какой же ещё?) парняга в джинсовой рубашке, на которой вышито название его агентства: Tanzania photographic . Он повезёт нас на сафари по национальным паркам, когда мы спустимся с Горы. А сегодня его задача – доставить нас в отель, расположенный на высоте 1800 метров над уровнем моря – на склоне Килиманджаро. Дальше – только пешком. Мы часа два летим по саванне мимо пастухов-масаев, ведущих свои небольшие стада, мимо деревень и многочисленных базаров, где продают мешки с древесным углем, брёвна и дрова в невероятных количествах – в деревнях ни газа, ни электричества, мебель, и всё это под открытым небом, и вот последний подъём в гору, двигатель ревёт от недостатка кислорода, а мы медленно вползаем в Марангу. Так называется деревня, и так называется наш маршрут на Килиманджаро.
В отеле «Накара», у стойки ресепшн, трое русских изумлённо взирают на радиопередатчик, который пылится рядом с девицей. Потому что рядом с этой самой девицей пылится трансивер ICOM 728, немолодой, но вполне достойный аппарат для связи со всем человечеством. Краткий допрос показал, что станция вроде бы как используется для связи с альпинистами и базовыми лагерями по пути следования на пик, но вот сказать, кто и когда в последний раз пользовался зверем по назначению, не смог никто. Беглый осмотр выявил, что связь была достаточно давно, ещё тогда, когда работала антенна, которая в данный момент выполняет декоративную функцию во дворе отеля. В голове у тройки Сушков-Петров-Новиков зреет дерзкий план: настроить передатчик и поработать в эфире. Начали издалека: попросили принять для нас факс из Дар-эс-Салама. А факс этот не просто факс какой-нибудь, а самая настоящая государственная лицензия на работу в эфире позывным 5 H 2 VS , которую получил для нас русский армянин Арик, 5 H 3 AA , он же ЕК6 DO , работающий в Танзании на ООН. Факс получен. Затем к менеджеру отеля была направлена официальная делегация, которая предъявила ему официальный документ, довела до его сведения состав, статус, цели и задачи экспедиции, а затем попросила его высочайшего разрешения поработать в эфире с использованием замечательного передатчика, которым оснащён его удивительно гостеприимный отель. Ко всему сказанному была присовокуплена деревянная ложка с хохломской росписью – одна штука. После этого трансивер был извлечён из стойки ресепшн, перенесен в номер Сушкова и работа закипела. Изготовили антенну. Повесили её во дворе отеля. Покричали в эфир. Сняли антенну. Покричали матом. Перевесили антенну на другую сторону здания. Результатом удовлетворились и провели около сотни связей. Не много, если сравнивать с островом Ушакова IOTA NEW ONE . Но и Килиманджаро – не остров! До этого, правда, умудрились поработать в эфире прямо за стойкой ресепшн, предварительно изгнав барышню и вызвав живой интерес со стороны остального персонала отеля.
Первую связь провели с польской экспедицией на Эверест. Вот так-то – Эверест-Килиманджаро!
Мы с Геной – люди второго сорта. Мы не находим счастья в радиоэфире. Гена, как было замечено выше, альпинист, а мне бы под воду с аквалангом. Привычка такая. Поэтому мы с Геной отправляемся в акклиматизационный поход вверх по деревне. Удивительно, и даже как-то подозрительно, но каждый человек, который попадается нам на пути, улыбается и здоровается с нами: Джамбо! – «привет!» на суахили. Мы здороваемся в ответ и медленно поднимаемся в гору по дороге, вдоль которой расположилась деревня Марангу. Здесь какие-то очень странные представления об архитектуре. Понятно – жарко, дома можно строить из чего угодно, хоть из картона, лишь бы не промокал. Но размеры… Обычный танзанийский дом в окрестностях Килиманджаро выглядит, как дачный домик в садоводческом товариществе «Литейщик»…
Заказать фильм "Килиманджаро. Первая высота" об экспедиции 5H2VS на видеокассете VHS |
А вот парикмахерская размером с газетный киоск. В ней как раз хватает места для того, чтобы один, среднего роста, парикмахер смог постричь одного клиента, сидящего на одном стуле. В деревне полно баров – таких же маленьких домиков с террасами и окошками. Через окошки на террасы подают пиво, а на террасах, на табуретках сидят селяне и глушат пиво «Килиманджаро». Нас окружает группа подростков. Они улыбаются и очень вежливо спрашивают: откуда мы, когда приехали, в какой гостинице мы живём, когда мы выходим на гору, как зовут нашего проводника и т.д. В России обычно за такими вопросами следует просьба закурить или предложение купить кирпич… Вопросы продолжаются, мы вежливо отвечаем, темнеет, доброжелательные подростки всё прибывают, но ни о кирпичах, ни о куреве речи не идёт. Прав был Онест, наш проводник – безопасность здесь абсолютная. Онест – по-английски честный. Парня Честный зовут. Почему? Я выслушал пространное и эмоциональное выступление, смысл которого сводится к следующему:
- Я не знаю, почему отец назвал меня так, но когда я родился, он крестил меня и назвал Честным. Знаете, сколько я натерпелся в детстве? Бабушка, друзья, учителя в школе, пастор в церкви чуть что: ты Честный или нечестный? Вот такое у меня имя. Что поделаешь? Теперь я уже привык!
Всё это было рассказано ещё в отеле, где Онест и его напарник, маленький сорокалетний человечек со смеющимися красными глазами, сожжёнными горным солнцем, обсуждали с нами детали предстоящего восхождения. Теперь они сидят в одной из мелких рестораций на двух табуретках, а на третьей стоят две бутылки пива и два стакана. Завидев нас, они машут руками, а когда понимают, что мы не отличаем их от остального сообщества, Онест вскакивает со своей табуретки и бежит к нам с предложением угоститься. Мы соглашаемся, тем более, что в деревне делать больше особо нечего, а укрепление неформальных отношений с проводниками – дело достаточно важное. Принимающая сторона настаивает на угощении за её счёт. Мы недолго сопротивляемся – всё равно местных тугриков ещё не сменяли. К табуретке-столу придвигается ещё одна барвумен, высунувшись из окошка, ставит нам по бутылке «Килиманджаро» и укрепление начинается.
- Хочешь на Кили – пей «Кили»! – слагает добряк Дэниэл.
- Да ты – поэт!
- Кто?
Попытка объяснить танзанийцам, что такое стихи и кто такие поэты успехом не увенчалась, остановились на том, что поэты придумывают слова к песням.
- Русские – круто! За вас! Когда Онест сказал мне, что мы идём на Кили с русскими, я сказал – класс! – это Дэниэл.
- Да, русские, они сильные и выносливые. Я как-то ходил с русскими, очень крепкие, несли с собой большие рюкзаки и много русского шнапса. (Танзания – в прошлом немецкая колония – прим. автора). Когда мы добрались до вершины, они достали шнапс и сказали мне – пей! Я сказал – нет, здесь нельзя, высота, давление, плохо будет! Тогда они взяли шнапс за горлышко и стали пить прямо из бутылки! Затем один из них упал и сказал, что он хочет полететь домой прямо отсюда. И я понёс его вниз… - это Онест. Он отхлёбывает пиво и продолжает: русские – очень свободные. Им нравится быть свободными и искать приключения. Вот вы сейчас ходите по деревне, разговариваете с людьми, ничего не боитесь. А вы видели здесь хоть одного американца или англичанина? Нет! А знаете почему? Да потому что они сидят в своих отелях и боятся выйти наружу! А русские – не так. Вот мы сидим сейчас с вами, пьем пиво, и не чувствуем разницы между нами и вами, что мы чёрные, а вы – белые. Сидим – разговариваем… А американцы так не могут – Это они уже дуэтом, Онест и Дэниэл. «Килиманджаро» - хорошее пиво. Мы расстаёмся в тот момент, когда наши новые друзья окончательно сливаются с наступившей тьмой, и в приподнятом настроении пытаемся найти дорогу назад. Это оказывается делом непростым – тьма кругом, как сами знаете где. Иллюминация в деревне минимальная, а пиво действительно хорошее… В конце концов мы находим наш отель в совершенно неожиданном месте и застаём радиолюбителей за их привычным делом – они кричат в эфире, благо, что в отеле кроме нас никого нет. Поснимав их упражнения, я отправляюсь спать…
Утром за нами приезжает «Ниссан-Патрол» поживший в горах – не хватает кое-каких деталей, и мы отправляемся к Воротам, так называется начальная точка, база, откуда уходят и куда потом возвращаются Кили-покорители. Короткие формальности и мы углубляемся в дождевой лес. В самые настоящие джунгли. Три с половиной часа, 8 километров издевательств над группой: «Стой! Назад! Пройдите здесь ещё раз, а теперь вот здесь, а теперь ждите, пока я вас обгоню!» и мы в первом базовом лагере Мандара, на высоте 2700. В лагере, на большой поляне, очищенной от бурной растительности, стоит с десяток хижин, напоминающих летние домики в спортивных лагерях – двускатная крыша до земли одновременно выполняет функцию стен, каждый такой шалаш поделен на два отсека с нарами внутри. Входы с противоположных сторон. В каждом отсеке 4 койко-места. Мы занимаем один такой домик, умываемся, обедаем и отправляемся в акклиматизационный поход к кратеру Маунди, примерно полчаса поле-поле идти. С подъёмом на высоту лес, кишащий разнообразными обезьянами, птицами и зверьками по имени херакс, сменяется низкорослыми пампасами, очень похожими на те, которые мы видели в Патагонии, по пути в Антарктиду в 2000 году. Кратер небольшой, метров 100 в диаметре и, по всей видимости, очень старый – кроме самой нижней части всё заросло какими-то ёлочками, а то, что не заросло, покрыто густой, похожей на ковёр травой. Мы созерцаем красоты до тех пор, пока не начинается дождь – приходиться уносить ноги. Через 10-15 минут дождь прекращается и вновь светит солнце. Непредсказуемая горная погода!
Обезьяны совсем обнаглели. Если поначалу они прятались в густых зарослях и высокой траве, то теперь разгуливают по лагерю пешком, так что ничего нельзя оставить на улице. Упрут. Домики тоже лучше держать закрытыми. На замок. Не отстают от них и крылатые собратья – здоровенные бело-шейные вороны. Этот самый ворон, невзирая на своё воронье происхождение и радикальный чёрный цвет, выглядит, как настоящий горный орёл – летает так же, паря в восходящих потоках, клюв мощнейший, загривок белый. Пищу в горах искать трудно, поэтому живность и держится поближе к альпинистским лагерям, находя поживу даже несмотря на строжайший запрет кормить обезьян или воронов. Наверное, если бы не запрет, живность распустилась бы ещё больше. Онест показывает на двух птиц, сидящих на высокой крыше столовой. Я с изумлением замечаю, что на шее одного из них надето некоторое подобие галстука – полинявшая и выцветшая тряпка. Вид мою реакцию, Онест рассказывает, как пару лет назад этот ворон залетел в хижину к альпинистам, и они надели на него этот галстук. Может это были русские туристы – замечает Онест. Почему ворон не снимает этот галстук вот уже второй год? Загадка африканской души…
Тем временем два Валеры и Андрей закрепляют антенну прямо на дереве, рядом с гнездом чёрных лесных пчёл. Из всех деревьев в этом лесу они нашли именно такое. В жизни всегда есть место подвигу! Радиолюбители делают первую попытку докричаться до человечества. Безрезультатно. Мы слышим всех, нас не слышит никто. Слишком слабый передатчик, слишком маленькая антенна. Пока они орут, мимо проходит отряд японцев. Посматривают с опаской, как все нормальные люди. Возвращаемся в лагерь. Сушков под наши издевательства фотографирует обезьян до тех пор, пока его модные ботинки не оказываются в их гуано, и идём спать – утром нам предстоит подняться на 1000 метров вверх за 11 километров перехода к хижине Хоромбо…
Просыпаюсь оттого, что Гена шуршит спальным мешком. Вернулся с улицы, где удобства.
- Как там, рассветает?
- Совсем скоро солнце появится.
Совершаю режиссёрско-операторский подвиг – беру камеру, штатив и иду снимать рассвет. Выхожу на свет Божий, и понимаю, что подвиг того стоит! Такая красотища! С высоты почти три км открывается бесконечная панорама желто-зеленых масайских пастбищ, подёрнутая лёгкими облаками. Сверху, над этими полупрозрачными пеленами, словно фантастические горы, простираются кучевые облака, а ещё выше, где-то совсем на небесах, разбросаны белые перья, подсвечиваемые розовым светом ещё не взошедшего солнца! Вот-вот родится новый день… Вот сейчас… Ради этих мгновений стоит жить! На сердце – музыка, торжественные гимны из «Короля льва» и ещё откуда-то. Оставляю камеру включенной на полчаса, чтобы затем ускорить всё это на монтаже и заполучить восход солнца за 5-10 секунд. Народ высыпает из соседних хижин кто с чем – запечатлевают. Умываемся, завтракаем и, собрав рюкзаки, выдвигаемся в сторону Хоромбо. Дождевые леса заканчиваются резко, как будто границу прочертили, и насадили, что положено. Я нещадно эксплуатирую свою немногочисленную группу кинозвёзд – не пропущено ни одного более-менее красивого цветочка или кривого деревца – отряд разворачивается и послушно проходит мимо. Ропот несильный. Уважают. А я бесчеловечно пользуюсь. Мимо проходят портеры – на Эвересте их называют шерпами – носильщики всевозможного экспедиционного оборудования. Здесь и газовые баллоны для приготовления еды, и сама еда, вода и множество всего, что обычно складывается в кузов-на борт-в багажник и что в отсутствие этого приходится тащить на себе. Можно было бы отдать им и наши красивые 80-литровые рюкзаки, как это делают практически все группы, за исключением разве что тех «сильных русских со шнапсом», однако наша группа тащит их на себе. Во-первых, надо поддерживать авторитет, заработанный нашими предшественниками, мы же русские – tough people , как здесь именуют нашего брата. Помимо значений «прочный, жесткий, крепкий, упорный, стойкий и выносливый», слово tough означает «хулиган, бандит» - интересно, что они имеют в виду? Во-вторых, а может даже и, во-первых? Гена, как опытный альпинист, говорит, что под нагрузкой организм лучше акклиматизируется, адаптируется к высоте. Ну и если уж снимать кино про покорителей вершин, то какие же это покорители без рюкзаков?
Нас обгоняет двухметровый парняга с канистрой литров тридцать на… голове. Он шествует в гору в темпе корабля пустыни, и белая квадратная пластиковая канистра мерно покачивается на его чёрной голове. Как она там держится? Непонятно. Я догоняю портера и снимаю его голову и канистру крупным планом. Хороший эпизод для фильма! Идем дальше. Становится жарко. Я со своим поведением охотничьей собаки – убежать вперед, затаиться с камерой, отстать, догнать – постоянно сбиваю дыхание. А на высоте более трёх километров делать этого не стоит. Я понимаю это очень быстро, когда сердце начинает выскакивать из груди, голову сдавливает тисками в том месте, где она крепится к позвоночнику. Поле-поле – «медленно-медленно!» на суахили становится для нас главным словом. Онест и Дэниэл повторяют его каждые десять минут. Как хамелеон надо идти, а не как чита! Чита – гепард на местном наречии. Честер любит читос… Мы бредём поле-поле, как пенсионеры на прогулке, и всё наше юное естество восстаёт против этого. Красная земля под ногами постепенно превращается в серые камни. Мы поле-поле поднимаемся выше и выше. Старый добрый Дэниэл показывает на лысую гору слева. Вершина у горы какая-то ввалившаяся, может древний кратер?
- Когда-то давно наши предки приходили на эту гору, когда не было дождя, приводили скот и сидели тут несколько дней, просили богов, чтобы дождь пошёл. Ну и когда возвращались в деревню, недель через пять-шесть шёл дождь! Это было очень давно, а сейчас мы – христиане, можем молиться где угодно и на эту гору нам больше не надо ходить!
Я прошу Дэниэла повторить эту историю на суахили. Насколько красивее она звучит! А то какой-то ломанный английский. Всё равно, что Пушкина на украинском или Шевченко на русском читать!
Время от времени нам навстречу попадаются группы иностранных людей. Это удачливые или неудачливые покорители Килиманджаро. Как мы уже поняли, здесь принято здороваться со всеми, поэтому мы, как и они, улыбаемся и говорим им всяческие иноземные слова: « Hi ! Hello ! Jambo !» Но вот идёт человек, совершенно незнакомый, которому почему-то хочется сказать «Здрасьте!». Прищуренные глаза, продубленная кожа, седая борода лопатой – он как будто сошёл с картинки из журнала «Вокруг света» за восемьдесят второй год. Итак…
- Здрасьте!
- Привет! – отвечает он на чистом русском языке и у нашего
Гены-альпиниста отпадает челюсть. Он жмёт бородачу руку и, обращаясь
к нам, заявляет:
- Вот, познакомьтесь, Алексей Чёрный, участник первой советской экспедиции на Эверест!
Теперь наши челюсти оказываются там, где только что была челюсть Гены. Это ж надо! Здесь! Сегодня! Невероятно!
- А чего здесь такого? Мне же надо было день рождения отметить, как-никак 65 лет, вот я и подгадал!
Хотел бы я в свои 65 выглядеть так же, как он. Ничего лишнего – сухие мышцы, крепкие ноги и даже намёка на старость или усталость в острых щёлках глаз не читается. Я перевожу услышанное нашим чёрным проводникам и они с чувством жмут Чёрному руку своими чёрными руками. Тем временем подтягиваются остальные члены его группы. Мы с удовольствием фотографируемся. Напоследок нас инструктируют: не выходите на штурм раньше часа ночи, пусть хоть завыгоняются, они обычно всех в полночь гонят. Вы ребята здоровые, придёте за час до рассвета, что там делать будете?
…А если мы только с виду здоровые?… Идём, мысли в таком примерно разрезе. Привал. Обед. Достаём сухой пёк. Вокруг летают на бреющем вороны наши знакомые. Вьются, понимаешь, над нашими головами. Побираются. Мы их за это в упор снимаем на фото-видео и едой не делимся. Самим мало. На африканский желудок всё это рассчитывали, что ли? Идём дальше. Голова кружится. Поле-поле! Ну как можно поле-поле, если какие-то несчастные 11 километров мы идём уже пять часов и до сих пор не дошли! Дэниэл показывает выложенный из камней крест на краю тропы.
- В июне здесь умер англичанин. Остановилось сердце…
Мы стоим у каменного креста и слышим наши сердца очень отчётливо. Поле-поле, поле-поле, поле-поле… Так они стучат.
Последний подъём перед лагерем. Крыша куда-то едет. Становится заметно холоднее. Три семьсот! Нас шатает не по-детски. Ужин немного ослабляет действие горной болезни, тем не менее, мы премещаемся как зомби, уже просто по лагерю. Гена обещает, что это пройдёт до завтра. А завтра мы остаёмся здесь для акклиматизации. Прогуляемся по окрестностям до четырех тысяч и обратно. Смываем с себя пыль и пот в ручье, который бежит с нашей Горы и в форме одежды номер два – голый торс, бредём в свою хижину. За нами удручённо наблюдает в окно испанец в пуховике, который сидит в своей хижине и на улицу не выходит. Совсем замёрз. Шуточное ли дело эти плюс шестнадцать!
Между тем радиолюбители, они и в Африке радиолюбители. Передохнув, Валеры и Андрей разворачивают свою проволочную антенну или слопер, как они эту проволоку называют. Чтобы заработало, надо закрепить верхний конец этого самого слопера на высоте, а закрепить его негде. Тут кому-то на глаза попадается длиннющая деревянная лестница с надломленным концом. Дальше рассказывать? Нет? Зря. Потому что тут начинается самое интересное. Попытки пошевелить её закончились отвращением и неприятием. Тяжёлая, грязная и очень длинная. И тут в замутнённый ум приходит мысль пригласить для установки лестницы чернорабочих. То есть портеров. Онесту ничего не нужно объяснять долго.
- Акуна матата, босс!
Это в переводе на русский означает, что через три минуты лестница была установлена в вертикальное положение, закреплена каменьями, а слопер водружён на высоту, достаточную для того, чтобы товарищ Петров, оглядел его внимательно, пыхнул сигаретой и проникновенно произнёс:
- Ах, как хорошо висит слопер!
Литературное изложение эмоций русского человека, переживающего эстетическое наслаждение высоко в африканских горах, вещь довольно трудная. Потому что изложение это позволяет мне использовать лишь два слова из его восклицания, это слова висит и слопер , всё остальное заменено менее яркими и совсем не такими ёмкими выражениями. Однако смею надеяться, что искушенный читатель без труда восстановит при желании подлинные слова товарища Петрова.
Работа в эфире началась, когда я уже лежал в спальнике. Когда на наш зов откликнулись первые люди, камера оказалась включенной, и, несмотря на темноту в хижине и спящих за тонкой деревянной перегородкой соседей-испанцев, камера зафиксировала истошный хрип Петрова, потерявшего голос от остроты переживаемого момента:
- Хоромбо ! Хо - ром - бо , hotel-ocean-romeo-ocean-mike-bravo-ocean! Хоромбо! – кричал Петров какому-то радиобрату, который умудрился-таки услышать наш слабенький сигнал с Килиманджаро, из маленького трансивера FT -817, отнимавшего последние силы у восьми пальчиковых батареек… Отнял. Всё. Ложимся спать. Вот испанцам радость!
Утром отправляемся в акклиматизационный поход в сторону второго, меньшего пика Килиманджаро, горы Мавензи. Когда-то давно, вчера или позавчера, был разговор, что в целях этой самой акклиматизации, мы поднимемся на Мавензи. Но затем Онест и Дэниэл опровергли эти сведения, и мы спокойно отправились пол-поле вслед за Онестом по тропе, ведущей в сторону Мавензи…
Заказать фильм "Килиманджаро. Первая высота" об экспедиции 5H2VS на видеокассете VHS |
Однако товарищ Сушков то ли не услышал этого опровержения, то ли горная болезнь на него так подействовала, но, набрав скорость «как чита» и оставив нас позади, Валера очень скоро исчез из виду. За ним вдогонку отправился Дэниэл, а Онест ведёт нас всё выше и выше, к Зебра Рокс. Сначала мимо нас, а затем и через нас пролетают облака. Они несутся так быстро, что никаких спецэффектов не надо, чтобы показать их движение. Несколько секунд – Мавензи скрывается из виду в белой пелене. Ещё минута – ослепительное на этой высоте солнце вновь сияет над каменистыми склонами терракотовой горы. Пока я снимаю все эти метаморфозы, из-за Зебра Рокс появляется двухметровый голландец, хохотун и громкоговоритель, как и все жители Нидерландов. Он не перестаёт смеяться даже тогда, когда рассказывает, как полтора часа назад мимо него в сторону Мавензи пронёсся парень в модных коричневых кроссовках.
- Вы его не догоните, ребята, он так бодро шагает! Через полчаса после него я встретил вашего проводника, он чуть ли не бежал за вашим парнем! Думаю, вы его потеряли!
Нам не очень смешно, а старине Дэниэлу, который сейчас бежит по камням на высоте более 4 километров за нашим футболистом, не смешно вдвойне. С такими мыслями мы разглядываем Зебра Рокс – скалы, получившие своё название из-за причудливых вертикальных полос разных цветов. По форме скал и полос можно предположить, что когда-то очень давно здесь был водопад. Онест ведёт нас наверх, через Зебра Рокс. Мы забираемся на хребет полосатых скал и отдыхаем среди валунов, хилой растительности, лишайников и облаков, которые продолжают пролетать через нас, обдавая своим холодным и сырым дыханием. Атеисты были не правы насчёт Бога на облаке – неуютно там, мы проверяли!
Ну так вот, сидим это мы, акклиматизируемся, ворон бело-шейный к нам в компанию набивается – погода-то нелётная, видимости никакой. Мы его в целях для искусства с одного камня сгоним – лети, гордая птица, нам твой полёт запечатлеть нужно! А птица-то не очень, похоже, гордая – оторвётся, три метра пролетит и на другой валун приземляется. Может у неё тоже горная болезнь?
Тут мы Онеста и спрашиваем: а как у вас в деревне обстоят дела с женским полом? Сами понимаете, неделю уже путешествуем в героическом одиночестве. Даже если бы мы знали всё об Африке, о племенах, о нравах, о килиманджарах разных и карамаджонгах, мы не смогли бы наступить на более болезненный мозоль бедолаги Онеста. Следующие полтора часа мы не задавали никаких вопросов, только восклицая и местами переводя несчастному Гене, не знающему английского, самые драматические моменты Онестового повествования. Итак, тридцатилетний, горячий, красивый и добрый парень по имени Честный не может жениться. Не потому что он какой-нибудь не такой – старый, холодный, злой, или, скажем, ему женщины не нравятся. Нет! Есть у Онеста дама сердца, невеста. Встречаются они не первый год. Но по законам племени чага, живущего в окрестностях Килиманджаро – племени Онеста и его подруги, жених должен заплатить родителям невесты значительную сумму, выкуп, калым – примерно полторы тысячи долларов. Затем одарить всех родственников невесты, каждый из которых буквально за день до свадьбы имеет право заявиться к несчастному жениху и сказать: свадьбы не будет – ты не одарил меня по этим, этим, и этим пунктам! И свадьбы действительно не будет, если или пока жених не урегулирует все финансово-имущественные претензии. А родни у африканской девицы-красавицы – десятки, если не сотни. Детей-то в семьях по двенадцать штук. Вот и маются. Юноши в поисках денег – зарплата в Танзании, как в России – около 100 долларов в месяц. А девушки терзают родителей – руки, мол, на себя наложу, яд приму и всё такое, если от предрассудков родоплеменных и пережитков прошлого не откажетесь, и замуж меня бесплатно не отдадите! И налагают, и принимают ведь! Типичная ситуация для чага – платоническая любовь в течение трёх-пяти лет. Затем парняга, не в силах собрать вымогаемую сумму, идёт в соседнее племя или даже в соседнюю страну, где условия женитьбы не такие драконовские, привозит оттуда молодую жену, и живут они в деревне, где прошла первая любовь. А первая любовь, оставшись в девках, смотрит-смотрит на счастье семейное своего суженного, а затем берёт яд… Подруга Онеста тоже своим предкам угрожает. Можно, конечно, к масаям сходить, оттуда жену взять, это самый экономичный вариант – пара покрывал родителям, корова, там, коза, баран… Но за всё в жизни приходиться платить – масаи делают в ушах дыры и оттягивают уши до плеч, на лице у них всякие насечки, и это, конечно, на любителя. А самое нудное – нужно каждый месяц к ним наведываться и интересоваться здоровьем, делами там всякими. Вроде бы и несложно, но можно устать всю жизнь этим заниматься, особенно если учесть, что масаи постоянно кочуют по стране, а мобильной связью не пользуются. Да, это ещё не всё. Юноша даже заикнуться не может о женитьбе, пока живёт в доме родителей. Сначала построй дом, а затем… Затем приглашаются все старейшины семьи, всем наливается банановое пиво, и влюбленный объявляет: хочу, понимаешь, взять себе жену из такой-то семьи. В ответ, после продолжительного совещания и выпивания пива он может услышать следующее:
- Члены этой семьи были замешаны в ограблении 150 лет назад, поэтому мы не можем породниться с этими людьми!
Иногда семья жениха просто склоняет его к браку с какой-нибудь дамой, не обязательно любимой, обещая взять на себя все расходы. И иногда юноши соглашаются. И иногда живут хорошо. Когда стерпится-слюбится. А разводы в католическом племени чага запрещены… Рождение девочки – праздник для чага, особенно если семья бедная. Капиталу привалило! Родители варят банановое пиво – напиток, без которого жизнь чага немыслима. Варят его примерно так: мелко нарезанные бананы переваривают в кашу, оставляют на одиннадцать дней. Каша бродит и превращается в то, что называют банановым пивом. Девочкам дают образование, их одевают как кукол и всячески за ними ухаживают. А мальчиков в пять лет отправляют пасти коров. С банановым пивом связан ещё один эпизод, потрясший воображение Валеры Петрова: на вопрос о супружеской измене последовал обстоятельный ответ:
- Если кто-то уличён в том, что спит с женщиной, то в субботу, когда все порядочные люди собираются в круг, чтобы попить бананового пива, негодяю говорят: ты женился на той, у которой уже есть муж! И пива не наливают.
На Петрова произвела впечатление формулировка «когда все порядочные люди собираются попить бананового пива» - всё равно что, «Когда восходит солнце»!
Вернёмся к свадебной теме. На свадьбу приходит вся деревня и все родственники, вне зависимости от того, насколько этого человека уважают. То же самое можно сказать и о похоронах. Здесь, помимо всего прочего, таится хитрость: на оба эти события чага дарят виновнику торжества немного денег – долларов по 10-15. Каждое такое дарение озвучивается всенародно и фиксируется в виде расписок. Теперь и наступает хитрость: одарённый обязан, именно обязан по гроб жизни и далее о т д а р и т ь с я. В тот день, когда у кого-то из дарителей произойдёт аналогичное радостное или печальное событие, они получат от одарённого на 5-10 уе больше. По гроб жизни и далее означает, что даже после смерти одарённого вы можете прийти со своей распиской к его родственникам, и они, без каких бы то ни было дискуссий, отдадут вам деньги. Если потребуется – скотину продадут!
Вот как много мы узнали о килиманджарской жизни, медленно продвигаясь в лагерь. Ещё мы узнали, почему пик Кибу – собственно высочайшая точка Килиманджаро, и одноимённый штурмовой лагерь у его подножия, куда мы завтра отправляемся, называется Кибу. Кибу – это изумлённое восклицание на суахили. Типа ё-мое! Или как-нибудь по-другому. Думаю, завтра мы поймём и прочувствуем смысл этого названия более глубоко… Мы проходим мимо странной тележки, лежащей у тропы. Она очень напоминает санитарные носилки, только снизу, в самой середине, где обычно располагается спина и ниже, к носилкам приделано мотоциклетное колесо на пружинных амортизаторах.
- Перевозить раненых или погибших, - просто и честно поясняет человек по имени Честный.
- А-а-а…- Понимаем мы.
Переваливаем через очередную каменистую хребтину, поросшую низенькими кустиками и чудными сенециями, и оказываемся дома, в лагере. Видим Дэниэла. Он какой-то не очень чёрный сегодня, скорее серый. То ли от горной пыли, то ли от погони за Сушковым. Дэниэл держит кружку с горячим чаем. Кружка дрожит в его руках, но по традиционной улыбке Дэниэла мы понимаем, что Сушкова он догнал.
- Ваш друг – чита! – улыбается Дэниэл.
- Да уж, ещё какая Чита! – соглашаемся мы.
Сушков бодр и весел. На наши укоризненные взгляды он заявляет что и слыхом не слыхивал о том, что на Мавензи мы НЕ идём. Наверное, скакал где-нибудь с фотоаппаратом, пока это озвучивалось. С этого момента мы окончательно решаем НЕ обгонять наших проводников. Заблудиться здесь – раз плюнуть. А кости леопарда находили даже в кратере на самом верху Кибу…
Голова больше не кружится. Привыкла. К этой высоте. Что будет дальше?
Вечером мы понимаем, что разрядили своей радиостанцией аккумулятор, который заряжается от солнечной батареи и питает нашу и пару соседних хижин. Свет совсем тусклый, солнца сегодня не было – облака летали по лагерю. Мы разрядили аккумулятор втихаря – радиолюбительское банд-формирование разобралось в электропроводке, затем разобрало эту самую проводку и подключилось к аккумулятору. Находим Онеста и спрашиваем, насколько возможно обратиться к руководствующим в лагере рейнджерам насчёт нового аккумулятора. Ответ от танзанийского собрата получаем типично русский:
- не отказывают тем, кто не спрашивает!
И уже чёрно-белая банда под прикрытием сумерков нарезает медленные круги по лагерю, присматривая аккумулятор, который можно было бы безнаказанно как бы это сказать? Использовать! И почему на удивление остальным группам и гидам мы с Онестом зовём друг друга BRAZZA ?
Новый день. Солнечно. Выдвигаемся в лагерь Кибу. Снимаю по дороге. Хорошие картинки! Группа идёт по небу. На фоне облаков, которые далеко внизу. Растительности всё меньше. Скоро она вообще исчезает. Очередные одиннадцать километров по горизонтали и километр вверх. Идём уже по лунно-марсианскому ландшафту. Никогда такого не видел! Кирпичного цвета пыль под ногами, камни, оплавленные вулканической активностью Кибу и огромные валуны, отдельно стоящие на абсолютно ровной поверхности. Тоже вулкан зашвырнул. Не могу удержаться – подбираю камень, который как будто выжали, как губку. Будет теперь у меня дома валяться, вместе с камнями из Антарктиды и других прекрасных мест. Идти тяжело. Никому не хочется бежать вперёд. Делаем привал. Достаём свою еду – кусок курицы, чебурек с овощной начинкой, сок, варёное яйцо, шоколад, чай в термосе. Пытаюсь всё это съесть и оно тут же просится назад. Голова болит. Сильно болит. Тошнит. Дорога едет перед глазами и расплывается. У меня забирают камеру, с которой я ни разу ещё не расставался, вместо неё вручают альпенштоки – две лыжные палки, с которыми уже давно идут все члены нашей группы. Глаза застилают слёзы. Ощущения точно такие же, как восемь месяцев назад, когда через день после серъёзного хирургического вмешательства в жизнь моей левой почки, я делал первые шаги по больничному коридору. Слёзы обиды на то, что ты, крепкий тридцатилетний мужик, не в силах сделать элементарного – сделать простой шаг. На память приходят слова из псалмов древнего царя Давида, записанных в Библии: «Возвожу очи мои к горам, откуда придёт помощь моя. Помощь моя от Господа, сотворившего небо и землю. Не даст он поколебаться ноге твоей, не дремлет и не спит хранящий Израиля… Днём солнце не поразит тебя, ни луна ночью. Ибо ангелам Своим заповедает о тебе, охранять тебя во всех путях твоих, на руках понесут тебя, да не преткнешься о камень ногою твоею…». Я пишу эти строки по памяти, не заглядывая в Библию. Может быть, я что-то переставил местами, может - что-то пропустил. Не это главное. Главное - что, когда читаешь эти строки где-то дома, в комфортных условиях, читается это как некое поэтическое произведение ужасно древнего царя. Но когда вокруг тебя только горы, палящее Солнце днём и холодная Луна ночью, когда под ногами только камни, а сам ты забрался на такую высоту, на которой летают лишь орлы и ангелы, когда поднимаешь глаза к вершине, к твоей конечной цели, и не знаешь, где взять силы, чтобы сделать следующий шаг, когда голову твою давит высота, а организм, не испорченный ни пивом, ни курением, ведёт себя так, как будто тебе восемьдесят, а не тридцать два, тогда слова Священного Писания приходят - на ноющее сердце, в мутную голову, в сжатую душу - и ты делаешь ещё и ещё один шаг, потому что душа разворачивается и радуется этим словам, и ослабленное тело идёт вперед шаг за шагом, поле-поле, как «камилион» - и вот он, штурмовой лагерь Кибу, у самого подножия самой высокой горы невероятно красивой земли по имени Африка! Наверное, слишком пафосно получилось, и кто-нибудь из крутых и многоопытных альпинистов поднимет меня на смех – мне всё равно. Это мой опыт. Это то, что я чувствовал, впервые в жизни оказавшись на высоте. А если кто-то сразу и без проблем взлетел на подобную гору бегом, если его не рвало от горной болезни, если сердце не стучало ему «поле-поле» от неосторожно резкого движения, если он хорошо спал, ел, пил при первом же высотном восхождении, тогда и именно тогда ему ничем гордиться. Потому что он ничего этого НЕ ПРЕОДОЛЕЛ. Сейчас, когда я пишу эти строки, я, кажется, понимаю, зачем люди идут в горы. Признаюсь честно, я никогда не понимал альпинистов. Мне всегда казалось пустым, бесполезным и опасным, бессмысленно опасным делом. Я не боюсь опасностей, нет. Журналистские командировки в Чечню, Антарктида, Арктика при температуре в палатке минус двадцать восемь, погружения с аквалангом под лёд… Но альпинизм?.. Кажется, теперь я знаю. Они не горы покоряют. Они покоряют себя. А высота в метрах над уровнем моря, отвесные карнизы, категории сложности – это просто деления. На шкале победы над собой. И почему такая простая мысль не приходила в мою голову раньше? Почему альпинисты никому об этом не говорят? Наверное, потому что словами этого не объяснить. Это надо пережить и почувствовать…
Мы лежим на нарах в холодной хижине Кибу и пытаемся нагреть спальные мешки своими усталыми телами. По стенам гуляет горный вольный ветер. Высота 4700. Этой ночью нам предстоит подняться до отметки 5895. За короткое время, на самой большой высоте взойти на самую большую высоту в нашей жизни. Тело говорит: «Нет!» Интуиция, душа говорят: «Да!» Они говорят телу – ты просто не можешь, не имеешь ни малейшего права не дойти! Зачем все эти перелёты, переезды, переходы, все эти джунгли, обезьяны-бегемоты, если этой самой ночью ты не дойдешь? Достаточно для тебя Антарктиды 2000, когда ты не дошёл до Южного Полюса. В этом не было твоей вины – так была организована экспедиция, но одного «не дошёл» тебе хватит на всю жизнь. Ты не можешь, не имеешь права не дойти дважды! Гордыня, наверное. Сколько людей более сильных, умных, достойных, раз за разом, неудача за неудачей штурмовали Северный Полюс, Южный Полюс, другие вершины? Сколько их погибло на пути к цели? А тут я весь из себя… Но что поделаешь – именно такими мыслями я набиваю свою шумящую голову на нарах Кибу. Заходит Онест. Он принёс полуторалитровую бутылку воды «Килиманджаро».
- Если выпьешь всю до дна, завтра будешь на вершине.
Я беру бутылку и выпиваю полтора литра обыкновенной питьевой воды за десять минут. Куда она поместилась? Загадка. Затем жизнь моя превращается в упражнение «забиться в спальный мешок – выбраться из спального мешка» с частотой в четверть часа. И так два часа подряд. Итого восемь раз, пардон за подробности. Я что-то слышал о том, что почки участвуют в процессе уравнивания давления. Головокружение и тошнота прошли. Видя мою довольную физиономию, народ тоже потянулся к воде. Похоже, маются не меньше моего. Кое-кого рвёт. Онест говорит на это: «Супер! – теперь будет легче!» Нам остаётся только верить. И мы верим. После обеда, когда мы заставляем себя поесть суп и что-то ещё, мы пытаемся прогуляться. Естественно, вверх. Для акклиматизации. Идём с Валерой Сушковым. Поле-поле. Недалеко. Садимся на нагретые солнцем камни и говорим о высоком. О том, что страдания очищают душу. Ещё о чём-то таком, о чём не стали бы говорить внизу. Наверное, это ещё одна причина, почему люди ходят в горы. Горы вечны. И мысли, когда вокруг тебя горы, тоже какие-то вечные.
Ложимся спать в восемнадцать ноль-ноль. В полночь подъём, сборы и в час ночи – выход. Спать невозможно - вокруг мысли и ветер. Потому, что не слышно турбо-дизельного храпа Гены делаю вывод, что и ему, бывалому альпинисту, тоже не спится. Скорей бы подъём! Уже темно… Интересно, который час?.. Как бы заснуть…
Поднимаюсь в половине двенадцатого. Японская, немецкая и голландская группы уже ушли. Выхожу на улицу. Полная Луна. На Кибу выпал снег, температура около нуля. Склоны белые, светятся в свете луны. Класс! Можно идти без фонаря. Вливаю в себя ещё полтора литра воды, и она выходит тем же путём, что и вошла. Супер! – думаю я мысль Онеста, - будет легче! Народ потихоньку поднимается и выбирается из своих мешков. Чувствуется боевое возбуждение. Сейчас, сейчас мы узнаем, чего мы на самом деле стоим. Всё, пошли!
На этой радостной ноте заканчивается очередная, третья серия! Асанте сана за внимание!
Заказать фильм "Килиманджаро. Первая высота" об экспедиции 5H2VS на видеокассете VHS |
…Голова гудит от высоты, недосна и от чего-то ещё. В желудке камень, перед глазами синий снег и ноги Сушкова. Сколько уже идём? Час? Два? Пять? Считаю шаги. 600 шагов – остановка на отдых. Легче не становится, только холоднее. Злюсь, что никак не могу досчитать до тысячи. Почему-то кажется, что если досчитаю до тысячи, вершина станет существенно ближе. Впереди замигали фонарики. Японцев догнали. Они же вышли на час раньше! Идут как-то неровно, медленно и неритмично, постоянно натыкаясь друг на друга. Как будто в очереди стоят. Первый делает маленький шаг и останавливается. Девять остальных по очереди делают за ним этот шаг и тоже останавливаются. Теперь понятно, почему мы их догнали. Дорогу не уступают, в очереди ведут себя, как советские люди. Обходим по целине. Сразу хочется остановиться и перевести натужное дыхание, но как? Зачем тогда обгоняли, если они нас сейчас снова обойдут?… Ещё шестьсот шагов. Какой-то указатель в темноте.
- Пять тысяч. Высота пять тысяч метров, говорит Онест. Значит поднялись всего на триста, а впереди ещё восемьсот девяносто пять. Вверх. Японский бог! Ещё пятьсот шагов. На фоне ночного неба и снега две фигуры выше нас. Никак не можем их догнать. Уже час или два, (а может быть двадцать минут?) они как будто помогают нам – маячат впереди. Кто это? Какие-нибудь спасатели? А может быть ангелы? Нет. Не ангелы. Голландцы. Их группа рассыпалась и они идут парами. Обходим. Идти жарко. Снимаю пуховик. Теперь холодно. Надеваю припасённую лёгкую куртку из «Полартекса». Теперь легче, зато жарко рукам. Снимаю рукавицы. Теперь холодно. И так до бесконечности.
Валера Петров не чувствует крайние фаланги пальцев на обеих руках. Говорит, отморозил, хотя по внешним признакам и температуре около нуля не похоже. Растираем его пальцы и идём дальше. Ещё полтысячи шагов. Затем я сбиваюсь со счёта. Идём и идём. Вершина, хотя это и не вершина вовсе, а край кратера, кажется такой близкой, но постоянно отдаляется. Просто невозможно в темноте и без понятных ориентиров оценить расстояние. Камни, которые кажутся маленькими, через сотню-другую шагов оказываются валунами в человеческий рост. Только камни. Камни и снег. Мысль: «а может вниз?…» быстро умирает под давлением мысли: «наверх – ближе!». Иду, и чтобы как-то занять больную голову, пугаю себя мыслями и картинами, как будто я не дошёл и повернул вниз. Вот, лежу на нарах. Приходят все, сочувствуют, жалеют, понимают… Ну и что такого, ну не смог – так многие не смогли… Недосказанность, жалость, понимание, сочувствие… Идти не очень тяжело. Наверное потому что ночью организм медленнее понимает, какое надругательство над ним происходит. Начинает светать. Андрей Новиков и Онест уходят вперед, в отрыв, и исчезают в серости, которая сменяет ночную нереальность. Валуны становятся больше. Через некоторые переваливаем на четвереньках. Где же верхушка, где этот Гиллманнс пойнт, промежуточный финиш, край кратера, отметка 5681?…
- Это здесь, это здесь! В сотне метров, на камне сидит Новиков и читает наши мысли. Наконец-то! Последний рывок – понятное расстояние придаёт силы и мы на Гиллманнс – на крошечной выемке на краю кратера. Здесь установлена скамейка и красивая доска с указанием высоты и поздравлениями. И невероятно, бесконечно красивое солнце встаёт над Африкой, освещая плотное одеяло облаков где-то там, внизу, далеко-далеко внизу… На мгновение закрываю глаза и тут же проваливаюсь в сон. Здесь нельзя оставаться. Иначе до вершины не дойти! Заставляю себя включить камеру и делаю несколько картинок. Доска, вот остатки голландцев стоят в очереди чуть ниже. Очередь постепенно продвигается к нам, шикарный вид на Мавензи и Сушков с Петровым показывают в сторону пика Ухуру – высшей точки Килиманджаро и конечной цели нашего путешествия.
- Да мы его сейчас легко! Не научились мы пока глазам в горах не верить. Снова шаг за шагом по зубчатой короне кратера. Странно, здесь вершина выглядит совсем не так, как снизу. Петров видит шлейф за своей рукой. Он горячо доказывает, размахивая рукой с альпенштоком:
- Вот, вот, видишь шлейф, видишь – след остаётся в воздухе! Во прикол!
Я не вижу никакого следа за рукой. Гена тоже. У Петрова лёгкие глюки. Галлюцинации то есть.
- Это из-за двух половин. У меня сейчас две половины. Правая спит, а левая идёт, вы что, не чувствуете?! – продолжает Петров.
Петрову повезло. У меня не так. У меня хуже. У меня спит верхняя половина. Ноги ничего не говорят про усталость и могут спокойно идти, но вот с верхней половиной я ничего не могу поделать. Она вышла из-под контроля и просто вырубается. Ощущение такое, как будто только что и очень сильно перепил, а протрезвление и облегчение наступят нескоро. Эх, не так меня поделило! Снова считаю шаги. Десять – засыпаю. Рядом Гена, похоже, в аналогичном состоянии. И Дэниэл, старина Дэниэл, который смертельно устал от своего рюкзака. Но он – проводник, а если понадобится, и спасатель, и доктор и кто угодно ещё. Поэтому Дэниэл каждый раз, когда я делаю попытку заснуть, садится рядом и говорит:
- Это уже совсем рядом! Это здесь! И машет рукой в сторону Ухуру. Я верю Дэниэлу. Я говорю:
- Прости, Дэниэл, что я иду так медленно. Я сейчас отдохну и пойду дальше.
Дэниэл охотно соглашается, и это повторяется снова и снова. Чтобы хоть как-нибудь встряхнуть свою верхнюю половину, я достаю из кармана пуховика лимон и пытаюсь его съесть. Это оказывается делом далеко не простым: Зубы скользят по плотной зелёной шкуре африканского лимона и не могут ни за что зацепиться. После нескольких неудачных попыток мне всё же удаётся его разгрызть, но тут я снова засыпаю. Успеваю лишь отдать лимон Дэниэлу. Или Гене… Идём дальше. Подъём. Десять шагов. Спать. Десять шагов. Спать. В таком сомнабулическом состоянии умудряюсь обогнать какую-то группу и выхожу на высочайшую точку Африки, на вершину Килиманджаро, на её высочайшую точку – пик Ухуру. 5895 метров… Плоская площадка 50 на 100 метров. На дальнем (ну почему на дальнем!) краю этой площадки установлен знак «Поздравляем, вы на Ухуру…» и всё такое. У знака стоит Сушков и лежит Петров. Сушков разговаривает с кем-то по мобильному телефону. Петров лежит себе – полеживает. Я «зачикаю» знак прикосновением руки, как будто играю с ним в пятнашки-догонялки, и падаю рядом с Петровым. Мы сделали это. Все. Спать! Нет, нельзя. А так хочется! Снова за камеру. Даже на штатив её поставил. Чего-то снимаю. Народ разворачивает у знака флаг Липецкой области. Снято! Флаг Панораматур. Снято! Флаг ВДО «Спортивная Россия». Снято! Флаг клуба «Русский Робинзон». Снято! Флаг «Индезит». Снято! Флаг Андрея Новикова с надписью «Юля! Я тебя люблю!» Снято! Камера снимает сама, фотоаппаратом руковожу собственноручно. Времени мало – измученный Онест торопит, нам ведь ещё вниз спускаться, а это процедура не из приятных. Сушков достаёт трансивер и вставляет в него батарейки, которые всё время восхождения грел своим телом. Я грел аккумуляторы к камере. Один из проводников выполняет роль лестницы с проволокой – антенны. Здесь уже и так достаточно высоко. В эфире шум – прохождение отсутствует. Но никто, похоже, особенно не расстраивается – так много подарков как нам в этой экспедиции, судьба не делает никому. Идём вниз…
Борис Мамлин
Шеф-редактор продюсерского центра LBL-Сибирь
Статья опубликована с разрешения автора с сайта клуба "Русский Робинзон"
Не грусти, незнакомый прохожий....)) А если не нашел, то плохо читал и/или не смотрел фильм "Килимаджаро. Первая высота". Вообще мир альпинистров/ туристов идет рядом (или параллельно:)) ) и не всегда им понятиен наш радио- энтузиазм, а нам их не очень горячее отношение к рдио. Вот симбиоз и есть истина:)) 73 и обратите внимание - среди горников стало больше рпадиолюбителей, а среди радиолюбителей больше тех, кто интересуется вершинами.